Продолжаем публиковать цикл материалов пушкинского краеведа Игоря Прокуронова к 160-летию Московско-Троицкой железной дороги.
Предыдущие статьи:
В следующем, 2022 г., исполнится 160 лет со дня открытия движения по Московско-Троицкой железной дороге, соединившей столицу с нашей святыней – Троице-Сергиевой лаврой. Заметной остановкой на новой магистрали была станция Пушкино
- Пушкино на пути к Троице – 2
«Сопровождать нас назначены были переводчик и важный сотник…» - подзаголовок очередной статьи
- Пушкино на пути к Троице – 3
Перенесемся в восемнадцатое столетие. Почти триста лет назад. До постройки нашей «чугунки» – еще более ста лет. Как к Троице хаживали Русские Императрицы?
- Пушкино на дороге к Троице – 4
В этом материале. пройдемся к Троице вместе с «российским историографом», немцем-академиком ГЕРХАРДОМ ФРИДРИХОМ МИЛЛЕРОМ (МЮЛЛЕРОМ), который оставил нам в наследство свои «Поездки в Троицкой Сергиев Монастырь, в Александрову Слободу и Переславль-Залесской»
- Пушкино на дороге к Троице – 5
В этом материале выдержки из «Журнала пешеходцев от Москвы до Ростова и обратно в Москву» 1830 года издания и интересный комментарий истории с новым гербом г.о.Пушкинский
К 160-летию Московско-Троицкой железной дороги
Пушкино на дороге к Троице – 7.
«ЧУГУНКА» НЕ ПОВРЕДИТ РУССКОМУ БЛАГОЧЕСТИЮ…
В конце 1850-х гг. в воздухе витала идея от Москвы к Троице построить железную дорогу. Этому мероприятию активно содействовал историк, писатель-публицист, издатель и академик Петербургской Академии наук МИХАИЛ ПЕТРОВИЧ ПОГОДИН (1800-1875). А его приятель, видный предприниматель, купец I гильдии, коммерции советник и московский потомственный почетный гражданин ИВАН ФЁДОРОВИЧ МАМОНТОВ (1802-1869), чей капитал немало поспособствовал появлению нашей «чугунки», стал одним из главных учредителей «Общества Московско-Ярославской железной дороги»,
В 1859 г. Погодин опубликовал в «Русской газете» несколько очерков, посвященных железнодорожному строительству. Эти заметки, снабдив своими комментариями, опубликовал впоследствии видный археограф и историк НИКОЛАЙ ПЛАТОНОВИЧ БАРСУКОВ (1838-1906), отрывки из книги которого (Жизнь и труды М.П. Погодина. Николая Барсукова. Книга шестнадцатая. СПб., 1902) и предлагаются читателям.
«Летом 1859 г. Погодину пришла счастливая, или несчастная, мысль писать о Троицкой дороге. 21 июня он начал писать и окончил 8-го августа, в Кирееве, подмосковной [усадьбе] И.Ф. Мамонтова близ Химок. <…>
М.П.Погодин (слева) и И.Ф. Мамонтов. Москва. С фотографии 1850-х гг., фотограф К.А. Бергнер.
Статью свою Погодин начинает воспоминанием о Карамзине.
«…С лишком пятьдесят лет тому назад Карамзин написал «Исторические воспоминания и замечания на пути к Троице». Воспоминания Троицкая дорога пробуждает и ныне, разумеется, те же, потому что прошедшее неизменно, а замечания мыслящему путешественнику вспадают на ум совершенно другие и, с прискорбием сказать до́лжно, очень грустные <…> Другой век, другой взгляд на вещи – иные требования! Не грустно ли,.. не грустно ли не найти только здесь, на такой богатой проезжей дороге, ни малейшей перемены к лучшему, никакого движения, кроме естественного, пешком, на колесах или санях! Всё то же и так же – те же раскиданные деревни среди пустырей, почти без одной зеленой ветки, те же, по местам ветхие, искривленные избы, те же на курьих ножках постоялые дворы, и точно так же скрипят в них ворота, и так же сквозит лестница, и так же трещит пол. Тот же опухлый с красным носом дворник вас встречает, тот же заспанный батрак отводит вам горницу, та же грязная баба приноси вам через час самовар, еще не вычищенный, чайник со сбитыми краями, разнокалиберные чашки на разнокалиберных блюдечках. Из окошка дует, на полу сор, на стульях пыль; на стенах только стихи грубее и безграмотнее. <…>
В дороге. 1903 г. Худ. Вещилов Константин Александрович (1878-1945).
По дороге те же богомолки, подвязанные белыми платочками, и богомольцы с посохами в руках и котомками за спиною снуют гурьбами взад и вперед, и так же сечет их дождик, и так же печет их солнце, и так же тонут они в грязи <…> во времена мокрой погоды и задыхаются в пыли во время сухой и также находят себе приют только под редкими кустиками… А что они едят, что пьют? Отведайте их щей, отведайте их квасу! Домашние сухари, размоченные капельною водою – это их лакомство. Спросите, на чем они спят, что подкладывают под голову, чем прикрывают усталое тело? Те же по сторонам пустынные виды, в которых не на чем остановиться, не только потешиться, глазу. Только безобразные пожарища развлекают иногда зрение, с торчащими трубами, обрушенными печами и черными обгорелыми столбами, признаками недавнего пожара, без которого не проходит ни одного лета; в нынешнем году горит Пушкино, в следующем – Братовщина, Мытищи – горят и перестраиваются на тот же лад до новой очереди. <…>
Вы хотите остановиться на ночлег: ни одного часа вы не выдержите в душной комнате со спертым воздухом, в противном соседстве, на гадком диване; искусанные, израненные кровожадными насекомыми, лучше сказать, зверями плотоядными всех родов, от инфантерии, кавалерии и артиллерии, под музыку сверчков и кузнечиков, под пляску мышей с крысами вы бежите вон, чтобы улечься в вашей дорожной повозке под навесом – эти стряхи и одрины времен великой княгини Ольги, под которыми вьют гнезда голуби и воробьи, братые ею в дань. Привязанные лошади ржут без умолку, сонные ямщики окрикивают их крепкими словами, полупьяный сторож ходит с сальным огарком в руках, наводит на вас страх своей неосторожностью и междометиями языка и горла дополняет полуночный концерт. Рады, рады вы, когда прокричит петух и забрезжит утро, и вы можете пуститься в дальнейший путь. Перебранившись с хозяином или его работницей, которые запросят с вас за всё втридорога и, разумеется, спустят половину после крупного и досадного спора. <…>
А в Хотькове чуть погода нехороша, пробраться и не пытайтесь: тут надо колотиться, ушибаться, падать, тонуть на всяком шагу. Из Хотькова к Троице жизнь даже подвергается иногда опасности: такие бывают здесь выбоины, рытвины, ямы; грязь и слякоть от малейшего дождя летом, ухабы зимою, зажоры весной; ни монахи, ни монахини не заботятся для взаимной пользы угладить как-нибудь дорогу между своими монастырями. <…>
По крайней мере, обитатели Троицкой дороги, скажете вы, наживаются и богатеют, обдирая безответных путешественников и угощая их всякой дрянью? Ничуть не бывало; крестьяне живут так же бедно, как и соседи их по обеим сторонам. Сто тысяч богомольцев ежегодных в продолжение четырехсот лет не оказали никакого влияния на их благосостояние, и вы не заметите особенной разницы ни в одежде, ни в пище местного населения. Наживаются, да и то ненадолго, одни пришлые сбродные дворники, которые снимают постоялые дворы. Разбогатевши, они обыкновенно отъезжают восвояси, где их дети после смерти делятся между собою, потом пропиваются и, наконец, идут в батраки или солдаты. Иногда и отец, уставши работать, начнет под старость кутить, и нажитое всеми неправдами состояние берет дуван! <…>
Кто не ездил и не ездит, кто не ходил и не ходит по Троицкой дороге? Великие князья и княгини, цари и царицы, императоры и императрицы со своими детьми, архиереи и священники, монахи и монахини, вельможи и простолюдины, купцы и дворяне, мужчины и женщины всех возрастов. Чьих и каких имений нет по дороге? Есть принадлежащие Ведомству Государственных имуществ, Министерству Уделов, есть помещичьи, принадлежащие вельможам, чиновникам высшим и средним. Сколько различных начальств имеют отношение, более или менее, к этой дороге, начиная от земской управы до Святейшего Синода! И никому в продолжение четырехсот лет не приходило в голову ни одной живой мысли, никто не сделал ни одного полезного указания! Всё обстоит благополучно, по казенному выражению, то есть всё неподвижно, всё находится в том же положении и теперь, как было при императрице Екатерине Алексеевне, Елисавете Петровне, при царе Алексее Михайловиче, при великом князе Василии Васильевиче Темном, при Дмитрии Донском.
Мощенкою (шоссе) нельзя возражать мне, ибо она проложена независимо, так сказать от Троицкого монастыря: это – часть дороги в Ярославль, какая есть во Владимир, в Тулу, в Рязань. <…>
Гром не грянет, мужик не перекрестится; вот, к несчастью, характеристическая наша пословица. Не наше дело, – вот клич, произведенный Историею нашего управления под стать нашей природной лени. Не наше дело! Так чье же оно? Петра Первого? Петр Первый, говорят иные, был лишний. Лишний? Ну, посмотрите на Троицкую дорогу. Что сделалось с нею, предоставленной самой себе, без Петра Первого? Нет, не только Петр Первый был у нас не лишний, но Петр другой был нам еще нужен, и не вина первого, если вместо другого последовали Екатерина, Анна, Елисавета… Этот другой Петр увидел бы, что первый сделал, действительно, лишнего или в чем ошибся по человеческой слабости и ограниченности, что должно быть исправлено или отстранено из его делания. Та же Троицкая дорога показала бы ему дурную сторону нововведений петровых: кабаки, харчевни, трактиры и ресторации, – вот этапы на пути прогресса к западной цивилизации, которые открыл он народу, ослабив значение духовенства, усилив влияние чиновничества, умножив бумажное делопроизводство, подчинив, разумеется, без умысла, идею форме». <…>
…23 сентября 1859 г. появилась в Москве вторая статья Погодина о Троицкой дороге. Статью эту Погодин начинает изложением необходимости провести железную дорогу от Москвы до Троицы.
«Железная дорога отнюдь не повредит Русскому благочестию, а разве распространит еще его пределы. Настоящие богомольцы, крестьяне и крестьянки, станут ходить пешком по-прежнему чрез Алексеевское, Мытищи, Братовщину и проч. Благоговейные обеты будут совершаться по-прежнему, со всеми их трудностями, лишениями, страданиями, нуждами. По железной дороге пустятся новые богомольцы, те, у которых не доставало двух-трех дней и двадцати рублей и у которых есть несколько лишних часов времени и пара целковых – те, у которых не доставало силы совершить дальнее путешествие, но которые рады потрудиться немного. По железной дороге вздумают поехать любопытные, праздношатающиеся, и задачею церковного управления будет воспользоваться их минутным расположением и посеять в их сердце новые семена»…
* * *
Но нововыстроенная стальная магистраль к Троице отнюдь не сказалась на традиции пеших богомольных походов…
Вот перед нами брошюра с названием «Крестный ход из Москвы в Св.-Троице-Сергиеву Лавру» (М., 1893), где описывались события прошлого, 1892 г.
Читаем.
«…21-го сентября, с раннего утра, все жители первопрестольной столицы были на ногах, и сотни тысяч народа шли массами из Замоскворечья и Таганки, Рогожской и других местностей к златоглавому кремлю, и занимали весь путь, по которому должен был следовать торжественный крестный ход из кремлевских соборов и монастырей в Сергиеву Лавру. <…>
Вот с узелочками идет толпа фабричных; идут мастеровые с женами, из коих некоторые несут грудных младенцев на руках; в стороне какой-то господин с дамой под ручку, н сколько барынь с маленькими сумочками в руках, тут же группа не то пансионерок, не то воспитанниц старшего класса какого-либо приюта с узелочками в руках, предводительствуемые какой-то пожилой особой с тростью и в синих очках. Далее студенты, гимназисты-классики, реалисты, военные, телеграфисты, отставные служивые, какая-то старуха с солдатским ранцем за плечами, хромой с костылем, слепые с поводырями и среди них, как общий фон картины – огромная бесконечная толпа взаправских богомолов и богомолок, странников и странниц с палками, котомками, с чайниками и с запасными лаптями и туфлями за спиною. И все это идет и идет без конца парами, группами, кучками, сплошною толпою, сотнями и тысячами, десятками тысяч мужчин, женщин, юношей, стариков, старух и молодежи, в то время, как по средине шоссе тянется непрерывная вереница пролеток, колясок, карет с дамами, детьми, священниками и священнослужителями, целые обозы с провизией, поклажей, линейки пустые и с доками, фуры от мебели, с кладью, ломовые со столами, деревянной посудой и табуретами, сундуками и чемоданами; словом, наши деды, видевшие в начале сентября 1812 г. отъезд всей Москвы из Калужской заставы, только одни они могли бы, не преувеличивая, сказать, что видели когда-либо на Москве что-либо подобное по своей многочисленности, сегодняшнему торжественному шествию. <…>
В 5 часов 5 минут вечера крестный ход вступил в село Мытищи. Впереди его ехал на коне вице-губернатор Боратынский. Улица села была переполнена народом и усыпана песком и можжевельником, по пути к местному храму духовенством, сопровождавшим духовную процессию, было совершено краткое молебствие и затем в 5 часов 25 минут хоругви и св. иконы были внесены в храм, где и пробудут до 8 часов утра сегодняшнего дня. Всех хоругвей следует в крестном ходу пятьдесят три, в числе их хоругвь от жителей г. Богородска; до тридцати хоругвей помещены у приготовленного им места, несколько из них размещено по церкви и до десяти оставлены в преддверии храма; св. иконы поставлены перед алтарем на особо приготовленных для них местах. В 6 часов в храме началась всенощная.
1892 г. Крестный ход в Мытищах. Из «Прибавления» к «Московскому Листку» 18.10.1892
Богомольцы, в числе которых было много пилигримов, пришедших из дальних окраин нашего отечества, уставшие в пути, расположились на отдых и ночлег группами на улицах у крестьянских домиков, другие приютились в домах, где мужички брали с них за ночлег по 50 коп. с каждого; многие легли на дворах, имея себе постелью солому; множество сопровождавших крестный ход, не найдя себе приюта в Мытищах, пошли в селение Тарасовку, отстоящую от Мытищ по шоссе в 6 верстах, нашлись и такие, которые поздно ночью добрались и до села Пушкина. Улица села была окаймлена вереницею телег, наполненных белыми хлебами, ситными и баранками; тут же между ними ютились и пожаловавшие из Москвы разносчики с балыками и другой провизией. Трактиры и чайные лавки переполнились посетителями; во всех домах сидели за самоварами богомольцы, в числе которых было много московских дам и их спутников. Над селом стоял от говора нескольких десятков тысяч людей какой-то шум, похожий на шум от прибоя к берегу морских волн. Люди двигались из конца в конец села, отыскивая себе мало-мальски сносного ночлега, но, увы, многие не нашли его и легли на сырой земле, освещаемой яркими лучами луны, гулявшей на безоблачном небе. Хоругвеносцы, которых насчитывалось в крестном ходе до семисот, расположились в заранее нанятых помещениях.
На всем пути следования крестного хода заболевающих не было. Порядок в шествии… был прекрасный и ничем не нарушен. Более тысячи богомольцев, следовавших в крестном ходу с поездом железной дороги, вышедшим с Мытищинской станции в исходе 8 часа вечера, отправились в Москву только потому, что в селе они не нашли себе ночлега. С поездом этим уехало более восьмисот пассажиров; остальные 387 пассажиров уехали с другим экстренным поездом, пришедшим в Москву в начале 10-го часа вечера.
ДЕНЬ ВТОРОЙ
…Путь от Мытищ до Тарасовки на расстоянии шести верст был освещен кострами. Богомольцы, не находя себе ночлега в Мытищах, шли беспрерывными вереницами в Тарасовку, имеющую до ста обывательских домов, и заняли их без исключения; люди с достатком платили за ночлег от рубля до 75 коп.: они приютились в жилых помещениях; средний люд занял чердаки, с платою от 50 коп. до 30 коп., а последние неимущие расположились на дворах, где им была постлана солома, и в сараях; с них брали за ночлег по 15 коп. с каждого. Избы были переполнены ночлежниками, так что некоторые крестьяне получили за ночь дохода до восьми рублей за небольшую хибарку. Но за всем тем, помещений этих было мало: многие ушли на ночлег в село Пушкино и расположились там до утра другого дня.
Хоругвеносцы, духовенство, а с ними и богомольцы, поднялись с постелей задолго до рассвета; в это время в прекрасном обширном храме шла литургия, окончившаяся в начале седьмого часа. По окончании литургии, ровно в семь часов, крестный ход вышел из храма и направился тем же порядком, как в первый день, в дальний путь. Многие из богомольцев пошли вперед, массы их тянулись перед крестным ходом на пространстве более шести верст; для них в одном из перелесочков кипели громадные самовары.
Сопровождают величественную духовную процессию исправник Московского уезда, четыре становых пристава, двадцать пять казаков и столько же урядников. Порядок шествия не нарушается ни в чем; из громадной массы людей, следующих за крестным ходом, ни вчера, ни сегодня мы не заметили ни одного охмелевшего человека; идут все с открытыми головами несмотря на то, что сегодняшний день был довольно прохладный: утром Реомюр показывал в поле только один градус тепла (1°R = 1,25°C. – И.П.), и, слава Богу, не было ни одного больного.
Селение Тарасовка было запружено тысячами простолюдинов, собравшихся сюда с окрестных селений; тут же находились рабочие с фабрик гг. Сапожникова и Алексеева, и дожидавшиеся процессии богомольцы, ушедшие накануне вперед ее. Улица деревни была усыпана песком и можжевельником; посреди селения был поставлен стол, покрытый белою скатертью; около него сгруппировалось духовенство церкви села Болышева (Болшева. – И.П.) и находились хоругви с запрестольными иконами из домового храма при имении г. Алексеева и прекрасный хор певчих с мальчиками, составленный из фабричного люда фабрики Сапожникова, пел ирмосы.
Из Тарасовки навстречу крестного хода пошло много народа, среди которого находились женщины с детьми на руках.
Без десяти минут в десять часов крестный ход вступил в Тарасовку и был встречен духовенством села Болышева; здесь отслужен был краткий молебен, и затем процессия двинулась далее к селу Пушкину.
Стал моросить дождь, который вскоре перестал; подул сильный, холодный северный ветер, и затруднял шествие крестного хода; хоругвеносцы менялись довольно часто и, видимо, сильно утомлялись. Весь путь далеко еще до села и на всем протяжении его, имеющем более версты, был покрыт толстым слоем песку и щедро усыпан можжевельником; посредине села, на шоссе, был сооружен шатер-часовня с вызолоченным над ним крестом; он имеет 18 арш. длины, 12 арш. ширины и 7 арш. в вышину; пол, стены и места для икон были покрыты красным сукном, боковые стороны имели вид колонн, убранных зеленью. Все это сооружено на средства г. Арманд. Он же устроил для богомольцев обширную чайную: одна половина ее находится в громадном сарае, а другая – под открытым небом на лугу; вода кипятилась в двух котлах, вмещавших в себя по восьми ушатов. Народ брал чай по очереди, и можно положительно сказать, количество успевших напиться чаю доходило до десяти тысяч человек, и все это дано было бесплатно. Кроме того, г. Арманд заарендовал на этот день все трактиры Пушкина, обязав напоить чаем всех богомольцев даром, представляя ему затем счет.
Задолго еще до прибытия крестного хода в село, гора, на которой красуется величественный храм, была покрыта несчетным количеством народа.
1892 г. Крестный ход в Пушкино. Из «Прибавления» к «Московскому Листку» 18.10.1892
В половине двенадцатого часа дня, крестный ход вступил в село при колокольном звоне, и приблизясь к шатру-часовне, остановился; хоругви поместились пред шатром в две линии, св. иконы были внесены в шатер и поставлены на приготовленных местах, туда же вошло и духовенство; протоиерей о. Иван Смирнов в сослужении с другими священниками совершил обычный заказной молебен при пении хора местных певчих и хора любителей духовного пения.
В час без пяти минут, крестный ход отправился далее, на деревню Новую. Перед отбытием крестного хода из Пушкина на хоругвь, изображающую явление Богоматери преподобному Сергию, г. Армандом [был] возложен венок из живых цветов.
Новая Деревня отстоит от Пушкина в двух верстах, а за нею в четырех верстах расположилось большое историческое село Братовщина, где и был назначен ночлег.
По выходе крестного хода из Пушкина, в котором при следовании процессии вперед все крыши зданий и окна были унизаны народом, погода значительно потеплела и ветер совершенно затих. <…>
В село Братовщину крестный ход вступил в половине четвертого часа вечера и, спускаясь с горы в лощину, представлял чудную, душу трогающую, картину. В четыре часа процессия подошла к местному храму и внесла в него все хоругви и св. иконы. Богомольцы не вдруг отошли от храма; они разделились на группы и пошли отыскивать себе квартиры, многие же из них отправились вперед, чтобы в ближайших селениях свободнее отыскать себе приют.
Спустилась ночь: она была темная, небо оделось тучами; село мало-мальски успокоилось, многие из богомольцев улеглись, где пришлось, на сырой земле; хоругвеносцы расположились за самоварами под открытым небом, а затем разбрелись по домам; средина улицы была занята фурами и другими экипажами, для которых, вероятно, по дороговизне платы за дворовые навесы, не приискали помещения; боковые стороны шоссе были унизаны телегами и корзинами продавцов всякой всячины из съедобного, а за селом в поле виднелись небольшие зарева от горевших костров, у которых расположились богомольцы на ночлег.
ДЕНЬ ТРЕТИЙ
Ночь в Братовщине прошла спокойно. Некоторые из ночлежников, расположившиеся на улице, были оповещены, что в селе есть несколько даровых квартир, приготовленных на благотворительные средства, отправились отыскивать их, и в числе 150 человек разместились в них.
Часа в два ночи прошел небольшой дождь, продолжавшийся не менее часу.
В пять часов утра, заблаговестили к литургии, а в шесть часов крестный ход стал приготовляться в путь, и только через три четверти часа, он выровнялся на шоссе и в сопровождении местного духовенства, вышедшего с хоругвями и запрестольными иконами, двинулся в путь. Проводив процессию не более версты, он вернулся обратно.
Братовщиной закончилась первая половина пути следования крестного хода.
Хоругвеносцы идут с хоругвями бодро и не утомляются, как было в первый день. Молодежь из них охотно заступает места стариков и берется нести хоругви один перед другим.
Пройдя четыре версты от Братовщины к деревушке Кощейково, крестный ход был встречен духовенством из села Спасского, находящегося в стороне от шоссе, близ Ярославской чугунки, в имении г. Майкова; после краткого молебствия, процессия направилась к селу Талицы, лежащему от упомянутого селения в шести верстах. Когда поравнялись с селом Могильцы, расположенным по левую сторону дороги, то проглянуло солнце и лучами своими осветило хоругви процессии, принявшей очаровательный вид.
В Талицы крестный ход вступил в 20 минут одиннадцатого часа и был встречен духовенством из села Могильцы. Когда он двинулся вперед, хор дьячка-регента сошел с шоссе на левую сторону дороги; регент почти на распев стал читать акафист преподобному Сергию с припевом хора, и окруженный массою народа, шел впереди процессии. У пещеры Стефана Махрищского крестный ход остановился для перемены состава сопровождавшего его духовенства.
Все дома в Талицах ночью на сегодняшний день были переполнены ночлежниками, занявшими собою даже дворы, чердаки и сараи. В странноприимном доме, недавно выстроенном у пещер св. Стефана, ночевало бесплатно до пятисот человек. У пещер преподобного Стефана, под горой и по другую сторону шоссе, живописно раскинулся лагерь хоругвеносцев. Здесь для них монашествующие поставили длинные столы и скамейки, тут же в самоварах кипятилась вода для чая. Кроме хоругвеносцев, за теми же столами сидело несколько десятков странников, угощаемых даровым чаем на счет хоругвеносцев. Вообще, люди эти неимущим не отказывали во всю дорогу в пище, оставшейся от их обедов и ужинов, так что во всю дорогу они накормили и напоили более двух тысяч человек. Пищу хоругвеносцам приготовляли повара из ресторана «Стрельна»; котлы, в которых варилась она, были даны им от 4-й артиллерийской батареи, квартирующей в Москве. При котлах находились и кашевары.
1892 г. Крестный ход в Талицах. Из «Прибавления» к «Московскому Листку» 18.10.1892
Вообще, крестный ход представлял из себя величественное духовное, небывалое и радостное для каждого христианина явление. В числе сопровождавших его богомольцев находились представители всей Руси православной: это мы говорим про пилигримов, которые разнесут по всей православной России свои впечатления об этом великом торжестве Церкви Православной.
Погода благоприятствовала шествию. Солнце, хотя и скрылось за облаками, но в воздухе дышало теплом, пыли не было, ветерок не колыхал даже пожелтевшими листами березового леса. В селе Рахманове крестный ход был встречен местным духовенством... <…>
За все время следования крестного хода от Москвы до Лавры было только семь легких заболеваний от усталости, и ни одного смертного случая. Богомольцы вели себя настолько прилично, что между десятками тысяч их не было не только охмелевших, но и слегка выпивших»…
Подготовил
Игорь Прокуронов
(Продолжение следует)
Комментарии