Литератор-путаник, пушкари с большой дороги и лев-приблуда. Продолжаем публиковать цикл материалов пушкинского краеведа Игоря Прокуронова к 160-летию Московско-Троицкой железной дороги. В этом материале выдержки из «Журнала пешеходцев от Москвы до Ростова и обратно в Москву» 1830 года издания и интересный комментарий истории с новым гербом г.о.Пушкинский.
Предыдущие публикации:
В следующем, 2022 г., исполнится 160 лет со дня открытия движения по Московско-Троицкой железной дороге, соединившей столицу с нашей святыней – Троице-Сергиевой лаврой. Заметной остановкой на новой магистрали была станция Пушкино. Начинаем публиковать цикл материалов краеведа Игоря Прокуронова по этой теме
- Пушкино на пути к Троице – 2
«Сопровождать нас назначены были переводчик и важный сотник…» - подзаголовок очередной статьи
- Пушкино на пути к Троице – 3
Перенесемся в восемнадцатое столетие. Почти триста лет назад. До постройки нашей «чугунки» – еще более ста лет. Как к Троице хаживали Русские Императрицы?
- Пушкино на дороге к Троице – 4
В этом материале. пройдемся к Троице вместе с «российским историографом», немцем-академиком ГЕРХАРДОМ ФРИДРИХОМ МИЛЛЕРОМ (МЮЛЛЕРОМ), который оставил нам в наследство свои «Поездки в Троицкой Сергиев Монастырь, в Александрову Слободу и Переславль-Залесской»
Название настоящего очерка самым непосредственным образом связано с сочинением, отрывки из которого предлагаются читателям.
Автор его – известный в свое время издатель, сочинитель и чиновник для особых поручений при Рязанском губернаторе Михаил Николаевич Макаров (1785/1789-1847)…
Портрет писателя М.Н. Макарова. Худ. М.И. Скотти. 1839 г.
Итак, «Журнал пешеходцев от Москвы до Ростова и обратно в Москву. Изд. М.Н. М.к.р.в. М., 1830».
Читаем…
«1-го июня 182* года я и мой товарищ С…в отправились из Москвы. Это случилось в три часа утра. Восходившее солнце предвещало день прекрасный!
– Что скажем у заставы? – спросил меня товарищ, внимательно поглядывая на шлагбаум.
– Мы богомольцы! – отвечал я. <…>
Ярославское шоссе на выезде из Москвы. Старое фото
Мы были в поле, а воздух не радовал: тяжелый городской запах отражался здесь во всей силе! С…в нюхал узелок с о-де-колон; а я спасал себя пучком травы и цветов, сорванных при первом шаге на волю. По сторонам тянулись длинные ряды пешеходцев, большею частию простолюдинов. Кареты, коляски и другие экипажи тащились, или быстро неслись посредине. Нередко гордые каретные лица нас заставляли вооружаться лорнетами. <…>
Между тем, мы подошли к Тарасовке. Клязьма извивалась по ее долинам, луна сияла в полном блеске и вечер был очаровательный. … С моста, в правой руке, мы увидели прекрасную дачу и светлый господский дом. <…>
Здание почтовой станции в Тарасовке перед уничтожением. Фото: Н.С. Логинова, 2015 г.
2-е июля. Село Пушкино было нашим отдыхом. Как пешеходцам с деньгами, нам скоро дали приют: светлая, чистая комната, хотя и не с весьма опрятным входом, приняла под кров странников. Подле нас (еще в двух, подобных нашей же, комнатах) расположились соседи дорожные. В правой стороне кавалер, а в левой – дамы. Первый, разговаривая с пуделем, рассказывал ему о своих успехах в танцах на балу у Секретаря и в Немецком клубе, часто приговаривал и припевал что-то невнятное. Но обратимся к противной стороне: там три горлицы, составляя невступно столетие, – как после открылось нам, – тянули самое жалкое разговорное трио и вздыхали так тяжело, что перегородка, разделявшая нас с ними, как нам казалось, иногда покачивалась. Мале-Адель, усики, шпорики, камергер, архивной дипломат – вот слова, вылетавшие громче других на полугалльском языке из уст наших любезных соседок.
– Видно, что они живут в большом свете и читают модные романы! – сказал мой товарищ. <…>
Стены, исписанные путевыми стихотворцами и прозаиками, обратили на себя минутное наше внимание – стихи и проза ежедневные!.. Но что скажешь о сих стенах тогда, когда и все мы, нуждаясь грамматикою, вовлечены только в какую-то журналистику и еще слишком, слишком слабы на бумаге. Итак, у нас должны быть стенные писатели, должны быть стихи и проза ежедневные…
Принимаюсь за историю села Пушкина: оно получило свое название от пушкарей Царских, оставшихся в слободе инвалидами, они создали Пушкино»…
Здесь сделаем передышку и остановимся на «фантазийных», сочиненных по «не совсем по верному преданию», как выражался сам писатель, моментах…
Впрочем, литератором Макаров был, скажем так, весьма своеобразным.
Так, в «Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона» про него говорилось: «Макаров (Михаил Николаевич, 1789-1847) – писатель, …собирал народные предания, прибаутки, моск[овские] были, но ИЗДАНИЯ ЕГО В ЭТОЙ ОБЛАСТИ НАУЧНОГО ЗНАЧЕНИЯ НЕ ИМЕЮТ» (т. XVIII, 1896). А современный «Биографический словарь» русских писателей (т. 3; 1994 г.) и вовсе его не щадит: «Ист[орические] и мемуарные соч[инения] М[акарова], б.ч. фрагментарные, создали ему репутацию «известного вруна»… …В КАЧЕСТВЕ «ИСТОРИКА» ОН БЫЛ СКОРЕЕ ФАНТАЗЕРОМ И ПУТАНИКОМ, ЧЕМ СОЗНАТ[ЕЛЬНЫМ] МИСТИФИКАТОРОМ». И еще: «М.Н. Макаров… апеллировал преимущественно именно к неподготовленной, неискушенной публике… <…> В отличие от серьезных, аналитических материалов ученых-историков, статьи М.Н. Макарова не отличались фундаментальностью, не представляли собой научной ценности. ЕГО ПУБЛИКАЦИИ НЕ НОСИЛИ ХАРАКТЕРА СЕРЬЕЗНЫХ, ВДУМЧИВЫХ ИСТОРИЧЕСКИХ ИЗЫСКАНИЙ, и при всей своей информативности, не были чужды установки на развлекательность» (Рамазанова Г.Г. Публикации М.Н. Макарова о Москве (по страницам журнала «Московский наблюдатель» // Изв. Самарского науч. Центра РАН, т. 13, № 2, 2011. С. 185; 187).
Так-то…
Но, вот незадача, «откровения» нашего «фантазера и путаника» пришлись ко двору наших свежих «лиц, принимающих решения». По нраву им пришлись пушкари, которых углядел на большой Троицкой дороге писатель Макаров. Недолго думая, пригласили ушлого магистра-геральдиста и получили окружной Герб. С пушкой, которая поместилась в пасти… ЛЬВА. Таковое, действительно, бывало у русских пушкарей, у кого, собственно, неместный магистр и слямзил эмблему. В результате получился абсолютно чуждый нашему краю лев-приблуда. Или «Бубновый Лев», как его уже прозвали… (А языки пламени – это что, «гори оно все огнем»?)
Герб Городского округа Пушкинский. Утвержден решением Совета депутатов городского округа Пушкинский от 05 августа 2021 года № 87/5. Авторская группа: идея герба и обоснование – Кирилл Переходенко; художник и компьютерный дизайн – Ирина Соколова
И теперь нам впаривают, мол, «…существует несколько версий происхождения названия Пушкино, но самая исторически обоснованная связанная с тем, что здесь располагался Пушечный двор и пушкарская слобода» (сохранен стиль оригинала. – И.П.).
А мы-то, неразумные, до сих пор полагали (по указанию прежних властей), что град наш от «боярина Пушки» пошел.
Но новое время и новые люди порешили, видать, все старое порушить, «до основанья»… Правда, монументальный статуй на въезде в город пока еще крушить не стали: пусть еще постоит (мало ли, а вдруг?..).
А все цифровизация проклятая! Это она, она (кто постарше, помнят: «плюс электрификация», «плюс химизация», «плюс мелиорация» – это когда коммунизм-социализм строили)! Ведь дело-то в том, что читать книжки нынче – себе дороже. То ли дело цифровой Интернет: глянул раз-другой, и плюх – готовый рецепт. Понажимал на кнопки, и на тебе: «ПУШКИНО» с указанием «Эта страница в последний раз была отредактирована 2 ноября 2021 в 08:27». (Википедия, она все знает!).
А там, на странице «ПУШКИНО» неведомый шустрый автор, начиная чуть не с сотворения мира, сурьезно так заявляет: московский «Рождественский монастырь, располагаясь в непосредственной близости от Пушечного двора и Пушкарской слободы, заселяет свои пустоши (пустошь – это про наше село? – И.П.) на митрополичьей земле пушкарями, оставшимися в слободе инвалидами. По этой слободе опустошенное село Попковское (это мы изначально так прозывались. – И.П.) и получает свое новое название – Пушкино». И далее: «Первое упоминание происхождения названия села Пушкино от пушкарей относится к 1830 году: «оно получило свое название от пушкарей Царских, оставшихся в слободе инвалидами: они создали Пушкино». В 1855 г. об этом же написано в примечаниях к журналу Троицкого похода Елизаветы Петровны 1742 г.: «Пушкино, село под Москвою, получило название от пушкарей Царских, поселившихся здесь слободою»…
Но, новоявленный наш интернет-историк, окстись: приведенная цитата – из «Журнала пешеходцев» Михаила Николаевича Макарова, «несознательного мистификатора». И больше про пушкарей в Пушкино нигде ни слова! И документов про то нетути…
А что касаемо елизаветинского «Журнала Троицкого походу» 1742 г. (см. «Пушкино на пути к Троице – 3»), то вытянутая из «Примечаний» цитата про царских пушкарей – «Пушкино, село под Москвою, получило название от пушкарей Царских, поселившихся здесь слободою», – …правильно, датирована 1855 г., когда и было осуществлено то издание. В котором издатели раритета, ничтоже сумняшеся, скопировали мнение «собирателя прибауток» Макарова.
…И вообще, чем-то версия про пушкарей оченно напоминает построения авторов «новых хронистов» А.Т. Фоменко и Г.В. Носовского про «боевых монахов», селившихся по монастырям и изобретавших там пушечное зелье-порох…
Завершим же наше отступление словами доктора исторических наук, профессора и члена Бюро совета Союза краеведов России Владимира Первушкина: «У нас немало тех, кто хочет сделать сенсацию на ложных публикациях. Сейчас у нас некоторые обнародуют факты, которых никогда не было. <…> Это – чистые фейки, которые транслируются на широкую публику. То есть псевдоученые не просто вводят людей в заблуждение, но и уводят от реальности и настоящего изучения истории родного края» (Новости: https://irrpo.pnzreg.ru/news/education/345879/).
Учите матчасть, анонимные «историки» и примкнувшие к ним!..
Но продолжим изучать макаровский «Журнал».
«Здесь [в Пушкино], пишет Историограф (Н.М. Карамзин. – И.П.), взят был под стражу боярин князь Иван Андреевич Хованский, оклеветанный Милославским. Император Павел I, любивший вознаграждать заслуги поместьями, пожаловал было и Пушкино в награду заслуг… Сюда в достопамятное для Русских нашествие Наполеоново только несколько мародеров осмелились заглянуть издали,.. и не решились распространять свои грабежи и пожары далее. Святый преподобный Сергий, говорят набожные, затемнил путь злобожным; густая, непроницаемая тьма помрачила их очи, и Лавра Угодника спасена от нашествия варваров… <…>
Завод, принадлежавший некогда заводчикам Емельяновым, а после, если не ошибаюсь, наследнице их, генеральше Куликовской, остановил на несколько минут своим местоположением: светлый пруд, зеркальное озеро, прелестные рощицы были пищею для моего С…ва и, вероятно, для многих Стернов-Морисов, ему подобных, а я бы хотел здесь видеть нечто живое, дышащее!..
– Какой же это завод, – спрашивал меня машинально товарищ, – чугунный, железный, медный?
– Думаю, один из первых – отвечал я»…
И вновь пауза.
Потому, как и здесь г-н Макаров дал волю своим измышлениям.
Ведь не было у нас никакого чугунно-железного завода с «заводчиками Емельяновыми»!
А был Медный (и Купоросный тоже) завод Марии Васильевны Куликовской – вовсе и не «генеральши», по-макаровски, а полковницы, между прочим (см.: «Ведомости о мануфактурах в России» за 1812 и 1813-14 гг.).
Ну ладно, и это проехали…
Читаем дальше.
…«Пропускаю Новую Деревню, когда-то выселенную сюда из разных мест дальних, и которой жители долго сохраняли какой-то особенный характер от своих соседей: они были менее опрятны, менее озабочены щегольством постройки постоялых светлиц в сравнении с коренными Славянскими поселенцами, гораздо чище живущими, нежели потомки мамистов, мордвы, чувашей, чухны и проч., к числу которых, не знаю почему, но почти всегда приклеивали и жильцов Новой Деревни. Здесь, бывало, толпы просящих милостыни мальчиков и девочек, больших, средних и малых, более, нежели на версту бегивали за путешественниками. Визг и крик сих просителей всегда отзывался особенным ужасом.
– Для чего ты просишь? – спросил я однажды пригоженькую и порядочно одетую девочку.
– На гулянье, барин! – отвечала она, как будто покрасневши.
– На гулянье просит, Христа ради? – заметила с удивленьем Эмма.
– Да, да, на гулянье! – повторил мне тогда десятилетний плутишка в кумачной рубашке. – Работа сестрина идет на свечу да в дом, а милостыня – на пряник! Спроси, кого хочешь, и по всей дороге все так живут. <…>
Встарь, как говорят, от Пушкина до Братовщины жутко было для пешеходцев и даже для немногочисленно проезжающих. Дикари Новодеревенские имели худую промышленность, именем их также шутили беглые и бродяги; но в настоящее время этого нет уже, и потому все прошлое забыто. Крестьяне промышляют поставкою дров в Москву и живут так же, как и все мужики русские. Нынешний помещик их, как друг и знаток людей, скоро умел показать и новодеревенских крестьян людьми настоящими. Он, по доброте души и сердца, поставил их в линию со всеми другими человеками.
Братовщина достопримечательна рассказом, сделанным об оной Карамзиным, и по народной сказке, сохраненной между ее прежними жителями в предании.
Вот эта сказка.
…Сыновья, нелюбимые, теснимые отцом (по какой причине, не знаю), ушли из мест родных и поселились здесь, по берегам лесистой Скаубы (Скалбы. – И.П.), под крылышко ближе к Москве, еще не белокаменной, не златомаковной (ибо это было очень давно). Селение этих несчастных пустынников составило из себя какую-то общину, чрез многие годы продолжавшуюся. Братство жило очень дружно, стояло всегда и везде друг за друга, не делило между собою ни ложки, ни плошки, любовь и дружба имели у них самый верный уголок; там игрывали и свадьбы не по богатству, а по нраву… Вот с той поры, от самого сего братства село Братовщина прослыло Братовщиною, похожею, может быть, вначале на братство Моравское. Некто, кого бы непременно должно было означить здесь именем, если б я только имел смелость сказать о нем, говорит, что все наши Братства и Братовщины суть потомки Славян южных, в чем согласен был и покойный Ходаковский.
Место старого Дворца, место придворной церкви, остатки развалин других строений и в том числе Царской вышки, начавших свое падение еще при царе Михаиле Феодоровиче, едва-едва не за двести лет до нашего времени, наконец, Березовый (придворный же) сад, служивший к прохладному отдохновению Царям во время путешествий на богомолье – все это прекрасные картины прошедшего!
Но и для Царя Бориса Годунова Братовщина была первым вестником его несчастий. Здесь он на возвратном пути из Лавры узнал о внезапной болезни Иоанна, принца Датского, жениха прелестной Ксении, и с того времени потерял все свои великие надежды.
Императрица Елисавета Петровна, как многие думают, старалась о поддержании упадавших, но недостроенных еще зданий. Во время путешествия к Троице, как уверяли нас старожилы, она тут останавливалась, любовалась нарядами подмосковных, и, как любительница, по заверению предания, [убирала] себя в Русское платье, может быть, и сама между сельских красавиц являлась в повязке, и если тогда видел ее Ломоносов, то, наверное, этому времени мы одолжены были [бы] рождением одной из торжественных Од сего славного лирика нашего. Дочь Петра Великого была красавица и собой, и душою.
Екатерина II хотела также поддерживать Дворец Братовщинский, назначала время жить тут в соседстве с мудрым Платоном, в самой близкости к народу всех Русских стран и всех званий. Но появление и казнь злодея Пугачева (1775) обратили мысль Великой на другое…
Братовщина оставлена: здесь все могло быть, и здесь же теперь нет всего!..
На Скаубе, несколько выше по течению, есть мельница… на прекрасном месте… <…>
Маленькая деревенька Спасенка, в виду при большом селении Спасском, напомнила нам одну из прежних своих владетельниц, важную по заслугам сердца, у которой была, так сказать, пристань родственников, знатных, и против законов знатности, в ее доме забывавших все то, что могло возгордить их в другом месте. <…>
Подле Спасского, на возвышенном месте вы видите село Богословское, принадлежавшее князю Гавриле Петровичу Гагарину, поэту, вельможе и совоспитаннику Императора Павла I. Государь на обратном пути с богомолья здесь имел отдых и был угощаем подданым – товарищем юности, как Царь и как друг-благодетель!..
Князь Г.П. Гагарин и его книга
Богословское-Могильцы. Церковь Иоанна Богослова. 1933 г. Фото: А. Лебедев. По: Я. Белицкий. Богословское-на-Могильцах. М., 1990
Малая Талица с насаженною рощицею, о которой когда-то вздыхал сочинитель небольшой и незатейливой книжки «Моя прогулка в Ростов» (см. выше. – И.П.), но не сказал ни слова о Талицкой горе, покрытой в его время нарциссами и разноцветными васильками, горе более привлекательной, нежели рощица. Малая Талица, повторим, нас не коснулась: мы не обращали особенного внимания ни на нее, ни на гору, ни на рощицу, и все шли далее и далее, до тех пор, пока не достигли Большой Талицы, ровно половины пути к Лавре, селения, сходного (по обычаям писать на стенах) с Пушкиным и Братовщиною. <…>
Не доезжая Рахманова, в стороне от большой дороги вы видите Софрино, село принадлежащее славному в свое время графу Ягужинскому. Ныне им владеет Графиня; а до Петра и при Петре Великом это была любимая (так говорят) собственная маетность Царевны Софии Алексеевны. Дом Ягужинских был дворцом ее. Вам укажут еще рощи, насаженные собственною Ее рукою. Ее любимый пруд, где она по вечерам слушивала песни крестьян и тогда же, может быть, в мечтах уже готовила себе трон Царства непобедимого. О, София!.. <…>
9-е июля. Кормим лошадей под Калистовым, принадлежавшим прежде роскошному помещику кн. С.И. Одоевскому. Вся Москва стекалась сюда к нему на праздники. Сама Екатерина, знавшая все хорошо, знала и о знаменитых поварах и вкусном столе князя Сергия Ивановича, и, – если верить рассказам, – она, отпуская некоторых царедворцев в Москву, шутя говаривала им: «Будете в Москве, будете у Одоевского, поберегите себя – не все кушайте, привезите и нам гостинец!»…
Эта роща, в которой мы теперь гуляем, была однажды хранилищем – утолителем прихотливой жажды. В каждом из ее деревьев было выдолблено место для какого-нибудь заморского напитка, и посредством кранов, нарочно приделанных к деревьям, доставлялось гуляющим по роще и розовое Шампанское, и здоровый Рейнвейн, и прохладительный Аршад. Вот толстая вековая сосна – запасной магазин Портера и Английского пива!.. Есть еще и признаки сих необыкновенных дупел, вмещавших в себе то бутыли, то (даже) самовары; но зато уже о тысячах петушьих гребней, потраченных здесь же с голубями и молодыми галками, ничто уже не говорит ни слова. Бедные тысячи петухов и галок!..
Нынешний помещик Калистова – добрый, благородный, умный воспитатель тысячи людей полезных, именем которого и мы, его же воспитанники, должны дорожить всегда: признательность обязанных ему светлою жизнию – его бессмертие!..».
Все же занимательное чтиво, этот макаровский «Журнал»…
* * *
А о пиве, «утолителе прихотливой жажды», напоминают старые фотографии из жизни Хмелеводческой станции, некогда существовавшей в Калистове …
КАЛИСТОВО. Сбор урожая хмеля. Республиканская научно-исследовательская хмелеводческая станция (РНИХС). По: Альбомы фотофестиваль «Хмельные Столбы». Фотографии из альбомов РНИХС 1940-50-х гг. // https://web.facebook.com/media/set?set=oa.839069873549275&type=3&_rdc=1&_rdr
КАЛИСТОВО. Республиканская научно-исследовательская хмелеводческая станция (РНИХС). Дом научных работников. По: Альбомы фотофестиваль «Хмельные Столбы». Фотографии из альбомов РНИХС 1940-50-х гг. // https://web.facebook.com/media/set?set=oa.839069873549275&type=3&_rdc=1&_rdr
Подготовил
Игорь Прокуронов
(Продолжение следует)
Комментарии