В понедельник, 16 ноября, в России отмечался День проектировщика. В связи с этим новый пресс-секретарь местного отделения единороссов Анна Веселкова организовала для местных журналистов встречу с техническим директором и основателем компании «Руспроект» Леонтием Турчановым.
Разговаривали мы с Леонтием часа полтора в совершенно непринужденной, свободной манере,часто отклоняясь от темы проектирования. Для простоты восприятия текста я сгруппировал фрагменты нашего разговора в тематические блоки.
Леонтий о детстве, о призвании, о шалашах:
Леонтий: «Я лет с 17-ти начал работать проектировщиком, с 19 лет уже руководил проектами небольшими, в 21 год открыл свою первую компанию. И навыки проектирования познавал руками и живым опытом. Это было время, когда старое поколение проектировщиков, привыкшее к кульманам в проектных институтах, уступало место компьютеризированной молодежи».
Я: «В 90-е годы молодежь ломанулась в юристы и экономисты, конкурс в технические ВУЗы упал ниже плинтуса, туда брали всех подряд, даже троечников, из них только процентов 30-ть доползало до диплома. Какая у вас была в то время мотивация заниматься проектированием?».
Леонтий: «Ну, не знаю. Я вспоминаю детство, как лет в 10-ть я какие-то чертежи на шалаши делал, как-то так. Всегда это было со мною».
Об основной проблеме российского проектирования:
«Основная проблема российского проектирования – это еще советский закон 1956 года «Об архитектурных излишествах». Последствия этого закона мы до сих пор ощущаем. Достаточно сказать, что проектирование у нас второстепенно по отношению к строительной отрасли. Во всем мире обратная ситуация: не строитель, а проектировщик и архитектор отвечают за здание. У нас же закрывает объект строитель, несет ответственность за решения, которые принимал проектировщик - строитель. Еще у нас как бы все полномочия возложены на заказчика. А если мы посмотрим на какие-то государственные объекты, то там заказчик абстрактный, его фактически нет, есть совокупность каких-то локальных принимающих органов, каждый из которых, сам по себе, не несет ответственности. В СССР вся ответственность была на СНиПах (строительные нормы и правила), была жёсткая стандартизация, а задачей проектировщика являлась компиляция ситуативных условий, СНИПа и действующей нормативки, творчеством особо никто не занимался. И это все тянется по сей день. Достаточно сказать, что у нас вся нормативная база тянется с 70-х годов. К сожалению, российские проектная и строительная отрасли еще глубоко в СССР находятся. Как их ни пытаются оттуда вытащить, пока это не удается».
Об урбанизме:
Леонтий: «В последние годы наша компания в основном проектирует промышленные объекты. Я не очень люблю заниматься проектированием жилья – по идеологическим соображениям. Не нравятся мне многоэтажные человейники, я считаю, что это не то пространство для жизни, которого заслуживает человек».
Я: «Ну да, вы же один из лидеров пушкинских урбанистов».
Леонтий: «Да, фонд «УрбанПушкино» зарегистрирован официально. Деятельность свою он, правда, особо не начал. Потому что слишком много времени и ресурсов надо в эту тему вкладывать, а, как показывает практика, не очень-то это и нужно населению. А так да, я придерживаюсь современных урбанистических взглядов. И мне тяжело заниматься проектированием архаичных и даже вредных объектов. Если посмотреть на наши новые микрорайоны, такие как Новое Пушкино, - это потенциальное гетто. Большое скопление людей с очень мелкой нарезкой жилья, рассчитанной на эконом-сегмент. Там ведь, в основном, однокомнатные квартиры. Соответственно туда заезжают люди, у которых банально мало денег. Кто-то улучшает свое материальное положение и уезжает оттуда. Но в целом, в большинстве своем материальный уровень будет понижаться, потому что у него нет почвы для роста. Пройдитесь по всем новостройкам нашего города, которым больше 10 лет, - печальная картина, подъезды все разбитые, соседи не могут между собой договориться. И можно зайти в какую-нибудь старенькую пятиэтажку и увидеть там чистый подъезд с цветочками. Потому что, сколько в пятиэтажке живет людей и сколько в двадцатиэтажке? К тому же у нас так выстроено жилищное законодательство, что маргиналов закон защищает. Например, в Финляндии ТСЖ тебя может выселить даже за то, что ты в туалет ночью громко ходишь, если такое прописано в уставе, - это вполне реальная история, которую мне рассказывали. А потому что там жильцы договорились и приняли такие жесткие требования, - им так комфортнее. Тебя не просто выкинут на улицу, а продадут твое жилье и все тебе возместят, компенсируют. Но в этом доме ты жить больше не будешь.
Я: «Леонтий, а вам не кажется, что человейники – это объективный процесс и по-другому в России сейчас быть просто не может? Население страны нищает. На фоне обнищания продажа мелко нарезанного жилья – это абсолютно естественный процесс».
(Увы, утащить Леонтия этим вопросом на общественно-политическую поляну у меня не получилось. Он увернулся и зашел в тему с другой стороны)
Леонтий: «Есть частный сектор в России, и он не маленький. У нас нет ни одного закона, который мог бы реально защитить жителя частного сектора от кошмара, который творится на соседнем участке. Что угодно на своем участке сосед может построить. Есть правила типа «3 метра от забора», которые, впрочем, все нарушают, но можно судиться, апеллируя к пожарным нормативам. Но касательно эстетических требований – ни одного закона нет. Я считаю, что архитектура, как венец проектирования, - это такой лакмус социального строя. Когда появляются механизмы для диалога людей, соседей, то и архитектурная среда начинает улучшаться. У нас можно создать локальный, эстетически безупречный объект, но эстетичной среды вокруг этого объекта не будет».
Об охране природы
Оказывается, совсем недавно Леонтий зарегистрировал Пушкинское отделение Всероссийского общества охраны природы.
«Это всероссийское общество - достаточно крупная структура, имеющая немалые ресурсы. Предложения местных отделений они обычно слышат, слушают. И повестка у них достаточно позитивная. И команда интересная, и активистов много. Задача местных отделений – выявлять нарушителей. Плюс популяризация природоохранной деятельности, раздельного сбора мусора и т.д.».
О диалоге
«Чиновники очень не любят выстраивать диалог с населением, потому что население не готово к диалогу. У нас раздать вилы и с вилами идти – все за. А найти решение – нет, никто. Когда пошли программы благоустройства дворов, мы на Московском проспекте заходили в каждый двор, говорили, что мы «УрбанПушкино», давайте разработаем вам дизайн-концепцию двора, абсолютно бесплатно. Расскажем вам, как вам правильно добиться того, что хотите вы. То есть совсем не то, что к вам сейчас придут люди с казенными лицами и скажут: губернаторская программа, 8 элементов… или сколько их там? Я говорю, у вас есть все права сделать так, как хотите вы. Что не даст государство, вы можете договориться, скинуться по копеечке и построить – и будете счастливы, и будете контролировать это всё, получите пространство комфортное именно для вас. Думаете, кто-нибудь что-нибудь захотел делать? Одни кричат: нам все тут закатать в асфальт и парковки. Другие кричат: всех выгнать отсюда и вообще ничего не делайте. Третьи: нам лавочки и детские площадки. Диалога нет вообще. И это на самом базовом уровне! А когда речь заходит о согласовании какого-нибудь мусоросортировочного предприятия, например… И даже неважно, где оно будет, даже за 100 километров от населенного пункта, все равно найдутся активисты, которые будут топить, чтобы этого не делать. Вопрос: а где делать?»
О нашем основном тренде
«У проектировщиков даже есть такое выражение: «сначала строим – потом думаем». Основной тренд российской реальности – пренебрежение к проекту. Очень много времени уходит даже не на работу над проектом, а на доказательства, что работа проектировщика вообще нужна. Хороший проект может 50% сэкономить заказчику на строительстве. Как можно даже в постройку коттеджа ввязываться, просто скачав картинку из интернета? С кем не поговоришь, одно и тоже: сначала он считает, что миллионов за 5 построит, а на выходе – 15 миллионов. А тебе сложно было отдать полмиллиона в проектное бюро? И тебе бы все сети нарисовали, все проработали, смету бы тебе сделали, и ты бы эту смету строителю дал: вот, дружище, в эту сумму ты должен построить».
Леонтий о своих масштабных проектах
«У меня есть масштабные проекты, но нет проектов, которыми я удовлетворен и горжусь, надеюсь такие проекты у меня еще впереди. Я проектировал здание правительства Московской области. Правда, после меня там еще много проектировщиков было – это был очень болезненный и сложный объект. Я участвовал в проектировании Национального центра обороны РФ на Фрунзенской набережной».
О виртуальном офисе
Леонтий: «Мы кичимся тем, что мы первый виртуальный проектный офис в нашей стране. Проектировщиков у меня под тысячу, но они не сидят в офисе. У нас все построено на таком умном аутсорсинге. У нас есть портал, достаточно сложно организованный. Всё в облаке находится. Собираем команды под конкретные объекты. Все сотрудники живут в разных часовых поясах. А мы организовываем контроль, приемку работы, взаимодействие с заказчиком».
Я: «Ваши сотрудники проживают в РФ или также в Беларуси, в Украине, в Молдове?».
Леонтий: «Преимущественно в РФ. Потому что в РФ есть очень удобная система самозанятых. Это когда человек может официально оформиться через приложение, а я ему могу официально с юрлица заплатить по договору деньги, отстегивая за это 6% налога. У сотрудника есть гарантия и защита, и у меня есть гарантия и защита. В случае нестыковки любая сторона может обратиться в суд».
О нашей системе высшего образования и кадровых проблемах
Леонтий: «Что касается архитекторов, то лучше бы их не учили вообще, наверное. МАРХИ, например, возьмем – куча понтов, но при этом выпускники умеют лишь рисовать красивые картинки заоблачных замков. Они будут неделю думать о том, в какую рамку они поместят свою картинку, беспокоиться, как их объект будет выглядеть с высоты птичьего полета. Они скорее дизайнеры, инженерная часть у них очень слабо преподается. И другая крайность: когда архитектор – чертежник и не ощущает себя создателем здания».
Я: «То есть ни один ВУЗ не выпускает хороших специалистов в вашей отрасли?»
Леонтий: «Я даже на это не заморачиваюсь. Потому что в проектировании нельзя просто получить диплом ВУЗа и всё. В проектировании надо каждый день учиться. На объектах учиться, профессиональную литературу читать, постоянно следить за новостями в отрасли. Я вам уже рассказывал, что сам входил в профессию в период смены поколений – от кульмана к компьютеру. Сейчас начался следующий этап – переход от двумерного черчения в AutoCAD к информационному моделированию. В институтах этому не учат. Но ребята, которые с компьютерами на «ты», достаточно быстро самостоятельно информационное моделирование осваивают».
Я: «А вы не собираетесь заняться организацией виртуальных курсов повышения квалификации для своих сотрудников?».
Леонтий: «Собираюсь. Хочу сформировать какой-то внутренний стандарт. Потому что сегодня у меня люди, когда речь заходит о BIM-проектировании, очень сильно отличаются по уровню подготовки. А нам очень важна общая стандартизация. Ведь модель объекта висит у меня на сервере и к ней одновременно подключается множество людей».
О сортировке мусора и об «Эконе»
«У нас сейчас в работе четыре проекта мусоросортировочных комплексов. Правда одна площадка закрылась, во Фряново. Из-за того, что там неудачно участок отмежевали».
Я: «Под какие технологии сортировки делаете проекты?».
Леонтий: «Да технология, в общем, везде одинаковая. Она из модулей состоит. Кто-то просто ставит сортировочные линии, мусор приехал, пакеты разорвали, растрясли, по ленте идет…».
Я: «И группа таджиков стоит вдоль линии…».
Леонтий: «Кстати, это не таджики. Наши. Вот в Ярославле реконструкция у меня. И стоят мальчики, девочки. Деревенские такие ребята, девчонок очень много. Я тоже немножко был этим удивлен, но это так. И работка, мягко скажем, не завидная. Потому что запахи там – ого-го. Походя там полчаса, ты к запахам как-то принюхиваешься, но я не думаю, что это хорошая история. Это базовая сортировка. Потом, в зависимости от масштаба сортировки, могут добавляться модули компостирования, гидросепарации, пиролизной переработки»
Я: «А с «Эконом» вы сотрудничали? Чем бы вы как проектировщик могли дополнить Эконовский комплекс в Рахманово?»
Леонтий: «Ну, комплекс в Рахманово скорее пилотный, он для обкатки технологии, как мне показалось. Там много планов по расширению, по наращиванию мощностей».
Я: «То есть будет расширение в Рахманово?».
Леонтий: «Не возьмусь сказать. Но по технологии они очень плавно, потихонечку подбирают, меняют оборудование».
Я: «Вы, наверное, видели какая война идет в интернет-чатах между защитниками речек и «Эконом»».
Леонтий: «Я за «Экон» спокоен. Потому что то, что я видел своими глазами, никаких там сбросов в речку нет. Я эту технологию знаю, от нее нет вреда – фильтрат в копеечных объемах образуется, и он в очистные идет, все чистится. Это опять-таки про тему диалога, про то, что у нас готовы воевать до потери пульса, но вникнуть не готовы, изучить – не готовы. Ребята с «Экона» же всем желающим говорят: приезжайте, смотрите».
Я: «А Ольга Сибирцева, замдиректора «Экона», приходит в чаты защитников речек, пытается с ними разговаривать».
Леонтий: «Именно. Я считаю, очень прогрессивные и конструктивные ребята работают в «Эконе». Даже если у них случаются сбои – на производстве никто не застрахован от сбоев. Тем более мусор – абсолютно непредсказуемая субстанция, кот в мешке. А в мешках им могут привезти не только трупы котиков, а вообще что угодно. Но то, что «Экон» загрязняет речку, - это точно нет».
Андрей Воронин.
Фото автора.
Комментарии 5