В субботу, 8 июля, председатель Пушкинской окружной общественной организации Союза краеведов России Василий Панченков прочитал для участников музыкально-литературной гостиной «Лира» лекцию о Владимире Маяковском. Как не сложно догадаться, лекция приурочена к отмечаемому 19 июля 130-летию со дня рождения поэта. Продолжительность лекции – 1 час 40 минут, диктофонную запись желающие могут скачать здесь.
Лекцию свою Панченков начал с перечисления причин самоубийства Маяковского. О разного рода конспирогических версиях якобы убийства поэта он упомянул вскользь, о причастности разнообразных женщин к этой смерти вообще не упоминал, оставаясь в рамках здравого смысла без примеси желтизны. Основных причин самоубийства поэта, по мнению Василия Панченкова (и я это мнение вполне разделяю) было две – во-первых, революционные надежды на создание нового мира и появление нового человека не оправдались, советская действительность выглядела крайне удручающей и депрессивной, и во-вторых, нарастающее раздражение от непонимания, неприятия и даже ощущение ненужности собственного творчества.
Панченков рассказал, как реагировал Маяковский на упреки в картонности и фальши поэмы «Хорошо», как грозился написать поэму «Плохо», и по сути ее написал в виде многочисленных стихотворений о недостатках советского строя, а также в форме сатирических пьес «Баня» и «Клоп». Рассказал, что в конце 20-х годов поэт нередко отказывался публично читать поэму «Хорошо», мотивируя это тем, что вокруг уже не хорошо, а плохо. Причем необходимо упомянуть, что разочарование от происходивших в стране процессов накрыло не только Маяковского, но и многих романтиков революции, это было достаточно массовое явление.
Многие наши современники полагают, что в постреволюционный период Маяковский был чертовски популярным и имел общественный вес. Это не так. Большевистские бонзы, даже вышедшие из интеллигентской и дворянской среды, были воспитаны на литературе XIX века, они понимали пропагандистскую полезность текстов Маяковского, но поклонниками его творчества точно не были. Да и в целом прослойка людей способных воспринимать поэзию после революции, из-за эмиграции и гражданской войны, стала существенно тоньше. Аудиторией Маяковского были студенты и лефовцы, но и эта аудитория нередко раздражала и разочаровывала поэта. Раскручивать, популяризировать Маяковского советская власть начало только через пять лет после его самоубийства, после того как Лиля Брик написала письмо Сталину, в котором жаловалась, что Маяковского не издают, выкидывают стихи из школьных учебников и т.д. Сталин дал отмашку, и понеслось – огромные тиражи, множество памятников, переименование улиц и площадей. Жалобное письмо Лили можно прочитать тут.
Ну, и в завершение отмечу, что лично меня зацепило в лекции Панченкова. Он в числе прочего упомянул о поездке Маяковского в Свердловск в январе 1928 года, о посещении поэтом Ганиной ямы – это место, где закопали тела царской семьи, и о написанном по этому поводу стихотворении "Император". Панченков процитировал только одну строчку оттуда – «перед ним, как чурки, четыре дочурки». Это было как гвоздем по стеклу – я аж вздрогнул. И, вернувшись домой, первым делом метнулся к компьютеру, чтобы загуглить и прочитать стихотворение, о котором я прежде не слышал, хотя и Маяковского, и о Маяковском читал много.
Считаю уместным опубликовать это, в самом деле, малоизвестное стихотворение на нашем портале в полном объеме. Тем более что есть повод: ночь с 16 на 17 июля – годовщина расстрела в подвале Ипатьевского дома.
«Император»
Помню – то ли пасха,
то ли – рождество:
вымыто и насухо
расчищено торжество.
По Тверской шпалерами
стоят рядовые, перед рядовыми –
пристава. Приставов
глазами едят городовые:
– Ваше благородие,
арестовать? –
Крутит полицмейстер
за уши ус. Пристав козыряет:
– Слушаюсь! – И вижу –
катится ландо,
и в этой вот ланде
сидит военный молодой
в холеной бороде.
Перед ним, как чурки,
четыре дочурки.
И на спинах булыжных,
как на наших горбах,
свита за ним в орлах и в гербах.
И раззвонившие колокола
расплылись в дамском писке:
Уррра! царь-государь Николай,
император и самодержец всероссийский!
Снег заносит косые кровельки,
серебрит телеграфную сеть,
он схватился за холод проволоки
и остался на ней висеть.
На всю Сибирь, на весь Урал
метельная мура.
За Исетью, где шахты и кручи,
за Исетью, где ветер свистел,
приумолк исполкомовский кучер
и встал на девятой версте.
Вселенную снегом заволокло.
Ни зги не видать – как на зло.
И только следы от брюха волков
по следу диких козлов.
Шесть пудов (для веса ровного!),
будто правит кедров полком он,
снег хрустит под Парамоновым,
председателем исполкома.
Распахнулся весь, роют снег
пимы. – Будто было здесь?!
Нет, не здесь. Мимо! —
Здесь кедр топором перетроган,
зарубки под корень коры,
у корня, под кедром, дорога,
а в ней – император зарыт.
Лишь тучи флагами плавают,
да в тучах птичье вранье,
крикливое и одноглавое,
ругается воронье
Прельщают многих
короны лучи. Пожалте,
дворяне и шляхта,
корону можно
у нас получить, но только
вместе с шахтой.
1928г.
Андрей Воронин
Фото автора
Комментарии 2
--------------------------------------------------------------------
Отправлено с моего телефона Huawei