«Станция Клязьма, дача Брунса…»
На фейсбуке появилась заметка Алексея Житарь следующего содержания: «На первой открытке репродукция картины Н. Шильдера «Соблазнение» — это первое приобретение Павла Третьякова для будущей картинной галереи его имени. Картина куплена в 1858 году за 50 рублей серебром, о чем имеется расписка. На обратной стороне открытки письмо, адресованное Е.В.Б. (Ея Высокоблагородию) Александре Николаевне Удаловой, станция Клязьма, дача Брунса. У Брунсов в Клязьме было четыре дачи, в отчете Общества благоустройства поселка Клязьма за 1911 год есть запись «Квартал 3 и 4, номера участков 27, 36, 54 и 55 (по другим данным: Брунс Л.Л. – Лермонтовская, 21 и 23, Тургеневская, 26 и 28 по «Памятной книжке Московской губернии на 1899 год в разделе «Клязьминская образцовая усадьба» - В.П.) имя отчество и фамилия Брунс, Л.К., наследники» (ЦГА Москвы Ф.64 опись 9 дело 163).
Это А.И. Ильф в своей книге «Дом, милый дом» пишет: «В мае 1931 г. Ильф, Петров, художник-график Константин Ротов, писатель и журналист Борис Левин сообща покупают двухэтажную дачу Михаила Кольцова на подмосковной станции Клязьма, на углу улиц Пушкинской и Жуковского».
В своем романе «12 стульев» писатели выводят персонаж по фамилии Брунс, вполне возможно, что эта фамилия была у них на слуху. Что за Брунсы были владельцами дач, мне лично не удалось выяснить, Брунсов в Москве проживало много. Среди них были и отставные прапорщики, и купцы, и аптекари. О дачных владельцах Клязьмы писали известные краеведы, возможно, они назовут истинных владельцев дач..».
«Станция Клязьма, «Дача-минутка»…»
А вот что вспоминает дочь писателя Бориса Левина Елена: «Молодые писатели Илья Ильф, Евгений Петров, Борис Левин и художник Константин Ротов в 1931 году приобрели дачу на станции Клязьма… Дачу купили у Михаила Кольцова, а до него дом принадлежал какому-то купцу…».
И еще из воспоминаний Елены Левиной: «Наша дача оказалась несчастливой. С ней была связана какая-то мистика. Говорили, что перед смертью Ильфа на всей даче зажегся свет. Это случилось ранней весной 1937 года. А в 1940 году на финской войне погиб мой папа, Борис Левин, летом 1940 года на даче арестовали Константина Ротова, а в 1942 году в Отечественную войну разбился на самолете Евгений Петров. К счастью, Константин Павлович вернулся. Самые первые хозяева тоже погибли. И когда дачи не стало, наши мамы сказали: “Слава богу, что у нас ее нет”.
А мне тут же вспомнилось лето в Клязьме 1967 года… Шла подготовка к празднованью 50-летия Октябрьской революции и нам, мне и моему школьному другу, дали задание собрать сведения о жителях Клязьмы, сделавших многое для торжества коммунизма.., Мама моего друга являлась учителем в нашей школе и решила нас проводить к своей клязьминской подруге, жившей тем летом на даче на углу улиц Пушкинской и Жуковского, то есть на “Даче-минутке”… Только теперь мне понятно, что это была новая хозяйка дома, купленного у Ильфов. Фамилия хозяйки, как не покажется странным, по-моему, была Брунс!
Мы вошли в калитку с улицы Жуковского и оказались на очень ухоженном участке, на котором было множество цветов и плодовых деревьев… Вымощенная дорожка привела нас к замечательной беседке (к сожалению, в дом мы не заходили…), у входа которой нас встретила довольно крупная пожилая дама в летнем кружевном платье… На столе в беседке было много сладостей, но мы так стеснялись, что взяли только по одной конфетке… Рассказ хозяйки был очень сложным для нас. Она многое вспоминала о годах репрессий, в которые пострадали многие её родственники (но имена и фамилии были для нас неизвестны). А самым ярким эпизодом в её жизни была работа с Эрнстом Тельманом в Германии. Но после его ареста ей пришлось бежать в Россию… Об Ильфе или Петрове она не сказала ни слова… Мы просили её дать нам какие-нибудь материалы для оформления стенда в школе, она обещала передать через маму друга, но, по-моему, так ничего так и не передала… На прощание хозяйка отдала нам с собой все оставшиеся конфеты и проводила до калитки… Мы довольные жевали эти дары, пока шли до дома… Так и закончился наш единственный поход на “Дачу-минутку”!
И еще одно мое воспоминание, связанное с «Дачей-минуткой». При первом посещении Клязьминского музея я передал в дар через В.А. Капустину (в то время директора музея – В.П.) очень редкую книгу «Неопубликованные письма и записные книжки Ильфа и Петрова», в которой был помещен подробный рассказ, как доехать из Москвы до дачи в Клязьме. Единственной неточностью в этом рассказе было то, что до станции Клязьма можно доехать на метро… К сожалению, эта книга так и не появилась в экспозиции Клязьминского музея…
«Эй, Эйлер!»
Как ответил мне А.Житарь: «Брунсов много, еще с А.С. Пушкина, интересны те, кто дачи строил в Клязьме». Это точно, но мне так же интересны и те Брунсы, которые могли стать прототипами героев в «Двенадцати стульях»! Попробуем поискать их…
В воспоминаниях Алексея Эйлера «Бесконечность и корни рода» вдруг находим: "Брунс, Брунс... Где же я слышал эту фамилию, ведь на языке вертится", - задастся вопросом образованный читатель. В самом деле, мало кто не знает инженера Брунса из знаменитого романа Ильи Ильфа и Евгения Петрова "12 стульев". И с этим произведением связана одна из семейных легенд. В 20-х годах прошлого века Андрей Михайлович Брунс жил и работал в Москве (возможно, бывал и на даче в Клязьме – В.П.), где в это время зарождалась карьера творческого дуэта Ильфа и Петрова. Андрей Брунс тоже был неравнодушен к литературе, в семье многие писали стихи и пробовали себя в прозе, но дать ход таланту никто не решался. Вот тогда на каких-то литературных курсах или кружках, сейчас уже точно никто не помнит, Брунс с Петровым-Катаевым и пересеклись. А когда в 1927 году сатирики выбирали имя для одного из своих персонажей, Евгений вспомнил своего однокурсника и увековечил его в романе. «Когда Андрей Михайлович прочитал роман, и увидел, в каком сатирическом свете писатели преподнесли инженера Брунса, он был страшно возмущен и разгневан, - рассказывает Алексей Эйлер. - Сказал тогда: "Этому Петрову я больше руки не подам"».
Интересно, что эта ветвь рода Брунсов пересеклась с родом Эйлера – великого математика (с теоремой Эйлера я познакомился в институте – В.П.), дав миру множество учёных, в том числе связанных с космосом…
«А может быть Катаев?»
История создания романа описывается в одной из глав книги Валентина Катаева «Алмазный мой венец». Валентин Катаев предложил Илье Ильфу и Евгению Петрову (своим другу и брату) сюжет о бриллиантах, спрятанных во время революции в одном из 12 стульев гостиного гарнитура. Они должны были разработать тему, написать черновик романа, а Валентин Катаев просто пройдётся по их трудам своим «блестящим пером». Валентин Катаев оставил новоиспечённым литературным неграм (Ильфу и Петрову – В.П.) подробный план будущего романа, а сам уехал на Зелёный мыс под Батумом (там же, где как раз отдыхал инженер Брунс в «Двенадцати стульях» - В.П.), где сочинял водевиль для Художественного театра. Интересно, что сам Валентин Катаев (тоже, в своё время, живший на даче в Клязьме – В.П.) признавался, что узнал себя в зажиточном инженере Брунсе: «…Я фигурирую под именем инженера, который говорит своей супруге (его первая жена – Анна Коваленко – В.П.): «Мусик, дай мне гусик» — или что-то подобное»…
«Брунс – Гек Фин»
А может быть в романе «12 стульев» под фамилией инженера Брунса выведена писательница Вера Брунс-Сироткина, она же Гек Фин. С детства Вера имела талант поэта. Из-под её пера моментально вылетали простые и лёгкие детские стишки. В 1917 году Вера окончила начальное училище, а в 1923 году поступила в Высший литературно-художественный институт. Среди её однокурсников был известный поэт Михаил Светлов. Входя в писательские круги Москвы, Вера подружилась с Ильёй Ильфом, который работал в газете «Гудок», и через него периодически там печаталась. Фамилия Веры – Брунс, возможно, позже была взята Ильфом для героя «Двенадцати стульев» инженера Брунса, проживавшего в Батуми.
Вера Брунс-Сироткина с 1920 года была членом Московского городского Союза писателей, а с 1938 года членом Союза писателей СССР, в основном она печаталась под псевдонимом Гек Фин, её стихи для детей были особо популярны в конце 1920-х – 1930-х гг. Наиболее известные произведения: «Сделай сам велосипед», «Роллер», «Как делается эта книга», «Матрёшка», «Барбос», «Радуга» и другие, в том числе пьесы для детских театров. Умерла в 1960 году.
«Мистификация ли?»
Настоящую сенсацию вызвали книги Ирины Амлински – серьезное и глубокое исследование, доказывающее, что романы «12 стульев» и «Золотой теленок» на самом деле написаны Михаилом Булгаковым, - то есть это были литературные мистификации. А что у неё написано об инженере Брунсе?
Приводится отрывок из книги Белозерской «О, мед воспоминаний»: «Уже начало мая. Едем через Батум на Зеленый Мыс.… Это удивительно, до чего он любил Кавказское побережье – Батуми, Махинджаури, Цихидзири, но особенно – Зеленый мыс»…
Далее у Ирины Амлински находим: «Возвращаясь к теме доказательства написания главы «Зеленый Мыс» в романе «12 стульев» Булгаковым, для чего нам потребуются воспоминания М.Т. Мазуренко «Булгаков и магнолии Зеленого Мыса», выложенные в Интернете (http://botsad.ru/menu/mir-rastenii/bot-miracles/bulg-i-magnolii/ ). В ее воспоминаниях мы читаем такие небезынтересные строки: «И. Ильф и Е. Петров, как я предполагаю, поехали писать свой знаменитый роман «12 стульев» на Зеленый мыс в 1923 году, именно по совету Михаила Афанасьевича. Жили И. Ильф и Е. Петров на даче Дукмасовых, на первом холме от моря, рядом с домом Жубер. Ходили они и в гости к моему деду Зельгейм Генриху Антоновичу. В повести мой дед – это Брунс. А бабушка – Мусик. Настоящее ее имя Мадлен Ивановна (Жановна) Монрибо. Некоторые традиционные семейные рассказы были подхвачены И. Ильфом и переделаны в своем романе. Начало главы «Зеленый мыс» точь в точь соответствует виду, который открывался с нашей дачи на Зеленом мысу».
На этом Ирина Амлински не останавливается и предполагает: «… я пришла к мысли, что прототипом для создания образа инженера Брунса мог послужить друг и духовный наставник Булгакова – Максимилиан Александрович Волошин – Макс, как ласково называли его друзья, творческий дом которого находился в Коктебеле и в котором отдыхала чета Булгаковых в 1925 году»…
Дальше больше: «… Максимилиан Александрович Волошин имеет зеркально отраженные инициалы имени и отчества Брунса Андрея Михайловича. Жена Волошина – Маруся Заболоцкая, вполне могла среди домашних называться Мусиком. В юности у Маруси открылся процесс в легких (что «роднит» ее с женой Брунса), о чем упомянул в книге «Коктебельская обитель» Александр Корин … Как видно из приведенного отрывка, у Маруси, жены Волошина, также, как и у жены инженера Брунса, было легочное заболевание. О больных легких жены инженера Брунса читаем из «12 стульев» следующее: «Не корысти ради, – затянул отец Федор, поднявшись и отойдя на три шага от драцены. – А токмо во исполнение воли больной жены. «Ну, милый, моя жена тоже больна. Правда, Мусик, у тебя легкие не в порядке. Но я не требую на этом основании, чтобы вы... ну... продали мне, положим, ваш пиджак за тридцать копеек». (После чего щедрый Востриков предложил свой пиджак даром)…» (подробнее смотрим по ссылке).
Владимир Парамонов
Комментарии