Александр Колотилов: «Пейзаж для меня – не загадка»
© из личного архива
Обозреватель РИАМО Ольга Шарапова
Новая авторская рубрика РИАМО посвящена самым интересным художественным выставкам и проектам, неизвестным фактам о знаменитых шедеврах и самобытных современных живописцах. Наш обозреватель Ольга Шарапова – журналист, разбирающийся в живописи, и художник, умеющий увлекательно рассказывать о ней. В сегодняшней колонке Ольга расскажет о своей встрече с выдающимся художником нашего времени – Александром Колотиловым.
Судьба Александра Колотилова необыкновенна, необыкновенно и его творчество. Его жизнь и живопись – это контрасты, чудо, череда счастливых случайностей.
Впервые я увидела его пейзажи в Центральном доме художника в Москве. Около десятка работ. Увидела, и не смогла отойти от них. Пластика мазка – струящаяся, скользящая. Такой до Колотилова не было. Кажется, так чувствовать дыхание пространства обычный человек не может. Покой, ветер, тишина – все в его картинах.
Почерк Колотилова индивидуален. Увидев его картины однажды, уже никогда не спутаешь их с полотнами других художников, как нельзя спутать, например, Моне. На холсте словно нет мелких деталей, но они сами рождаются в воображении. Картина живет, и все в ней быстро ли, медленно ли движется и дышит. Композиция такова, что взгляд сразу охватывает полотно целиком, давая зрителю ощущение тревоги, и только потом глаз находит «место отдыха», мгновенно успокаивая.
И вот мне посчастливилось познакомиться с этим художником. Я приехала в Пушкино, его родной и любимый город. Беседовали долго. И, признаюсь, уходить из его дома-мастерской не хотелось.
Заслуженный художник России, академик Александр Афанасьевич Колотилов – простой и глубокий, артистичный, чудесный рассказчик, современный гений.
Он родился в 1946 году в тюрьме. Его мать, у которой уже было два ребенка, в голодное послевоенное время украла на фабрике конфеты. За это она получила пять лет, которые от и до провела за решеткой. Там появился на свет ее младший сын, от которого она отказалась. В течение всей жизни мать так и не решилась увидеться с ним.
Так маленький Саша попал в детский дом. Его семьей стали воспитатели и ребята, большинство которых лишилось родителей во время Великой Отечественной войны.
© из личного архива
Художник Александр Колотилов
Увеличить фото
Я прожил в детском доме почти 22 года. Нас «по этапу» из тюрьмы отправили в дом ребенка. Был такой детдом-муравейник: там собирали всех ребят, у кого погибли родители.
О детском доме хочу сказать, что это… такое тепло было. Да, мы дикари были, дрались. У нас были старшие, были младшие, кого можно было тыкать. Это была маленькая, дикая страна. Но мы очень любили преподавателей и воспитателей. До сих пор в памяти остались их имена: Наталья Калмыкова и Анна Дымникова.
Анна Емельяновна Дымникова... Однажды я ее обокрал. Придумал такую хитрую штуку – воровать клубнику. Она меня поймала, а я ткнулся ей в живот и плачу: «Простите меня, я больше так не буду». Мне было лет 13-14.
Я был двоечником, восемь классов окончил. Два года в одном классе сидел. Как приятно мне, академику, это говорить!
Взрослые замечали мое умение схватывать образы людей. Наталья Николаевна Дымникова, директор детского дома, однажды спросила: «Сашенька, скажи про нас, кто на кого похож?» Она была очень статной женщиной с повадками птицы, и я ответил: «Вы – ворона!» Она удивилась, но не обиделась.
Наталья Николаевна меня боготворила! Я всегда ходил к ней пить чай. Вся ее семья любила меня. Это было такое счастье – домашний быт. Вы представляете, что такое тепло матери? А мне это трудно представить, хотя я сам уже дедушка. Но меньше всего я хочу говорить про «свою несчастную жизнь», я благодарен судьбе и Богу за то, как все сложилось.
После детского дома была служба в армии. Шел 1961 год, приехали какие-то военные: «Кто в армию хочет?» – «Я хочу!» Год на Украине прожил. Они в музыкальную брали, а какой я музыкант – слуха нет. Но когда я стал рисовать звезды и ордена, они удивились, говорят, оставайся, будешь у нас художником.
Был такой случай: в армии один сержант оскорбил меня в столовой, я встал и ответил ему. Потом его друзья вызвали меня к себе, я испугался, но идти надо. Захожу: что, бить будете что ли? Я с вами не справлюсь... Они бы избили, но я художник был хороший, не стали. Потом я их наказал. Нужно было сделать ленинскую комнату. Все вытащил оттуда, все убрал. Напишу одну буковку, две. Меня спрашивают: «Что так медленно?» Отвечаю: «Это же искусство!» Я над ними просто издевался. Потом капитан собрал этих сержантов и сказал: «Я знаю, что вы его обидели. Но если парень не будет работать, у нас не будет ленинской комнаты». Я их учил целый месяц – пока не извинились. В результате наша комната была первая, мой капитан получил «майора», я поехал в отпуск. Я в нем четыре раза был, а они, сержанты, не были!
Я всегда хотел учиться в живописных мастерских, но не мог попасть в институт в силу того, что многого не умел, да и не было родителей, которые бы «отвели за ручку». Была художественная школа при Суриковском художественном училище – но где мне туда! Там москвичи, все богатые, дети генералов, адмиралов, академиков…
Но очень часто те, кто получил образование на конкретных шедеврах, не умеют видеть важных вещей вокруг себя. У меня не было этого ограничивающего «коридора». Я попал в прикладное Абрамцевское художественно-промышленное училище и только спустя несколько лет в Строгановское училище. Живопись приходилось осваивать практически самому. Что такое два часа живописи в неделю? Но как только выдавалось свободное время, бежал рисовать.
Учителем и проводником в мир живописи для меня стал заслуженный работник культуры России Сергей Рубцов (1938 – 2012), один из основателей Пушкинской детской художественной школы, создавший знаменитую серию иллюстраций к «Слову о полку Игореве».
Сергей Семенович, мой учитель... Я ему практически всем обязан. После детского дома именно он помог мне получить образование. Это энциклопедический человек. Мне до него далеко. Самое главное, что он признал меня живописцем, это мое счастье.
И сейчас, когда выхожу на природу – я царь и бог. Это мое. Я мастер этюда, не больших сложных картин, а именно этюда. Пейзаж для меня – не загадка. Я просто очень быстрый, очень шустрый, могу за день сделать работу. Бывает, спросишь у кого-то: «Сколько ты работал?» В ответ: «Месяца три!» И сразу цена…
Американцы меня научили работать. Я туда совершенно случайно попал: 1990-1991 годы, продал две картины, купил билет в Америку. Отправились в США пять человек, все художники. Там начал работать вместе с местными специалистами в области искусства. А обратно – все, они нас в такие тиски взяли. Жили мы там, а они все считали, примеряли – как, что, сколько будет стоить. Потом, к сожалению, ребята-художники не все приличные были. Есть такая особенность: когда люди попадают за границу не в качестве туристов, они очень дружно начинают ругать Родину. Это настолько мерзко и отвратительно, что я сказал: нет, ребята, нам не по пути. Очень поразило то, что эти художники сразу взялись за дело, чтобы получить гринкарту. Меня спрашивают: «А ты чего, ненормальный?» Я говорю: «Я Родину люблю!» Не хочу противопоставлять им себя, но я, как говорится, тяжелый случай.
Теперь уже у самого Александра Афанасьевича множество учеников. Многие годы он преподавал в Абрамцевском училище и работал в художественной школе в Пушкине, руководителем которой был Сергей Рубцов.
Источник -
© из личного архива
Обозреватель РИАМО Ольга Шарапова
Новая авторская рубрика РИАМО посвящена самым интересным художественным выставкам и проектам, неизвестным фактам о знаменитых шедеврах и самобытных современных живописцах. Наш обозреватель Ольга Шарапова – журналист, разбирающийся в живописи, и художник, умеющий увлекательно рассказывать о ней. В сегодняшней колонке Ольга расскажет о своей встрече с выдающимся художником нашего времени – Александром Колотиловым.
Судьба Александра Колотилова необыкновенна, необыкновенно и его творчество. Его жизнь и живопись – это контрасты, чудо, череда счастливых случайностей.
Впервые я увидела его пейзажи в Центральном доме художника в Москве. Около десятка работ. Увидела, и не смогла отойти от них. Пластика мазка – струящаяся, скользящая. Такой до Колотилова не было. Кажется, так чувствовать дыхание пространства обычный человек не может. Покой, ветер, тишина – все в его картинах.
Почерк Колотилова индивидуален. Увидев его картины однажды, уже никогда не спутаешь их с полотнами других художников, как нельзя спутать, например, Моне. На холсте словно нет мелких деталей, но они сами рождаются в воображении. Картина живет, и все в ней быстро ли, медленно ли движется и дышит. Композиция такова, что взгляд сразу охватывает полотно целиком, давая зрителю ощущение тревоги, и только потом глаз находит «место отдыха», мгновенно успокаивая.
И вот мне посчастливилось познакомиться с этим художником. Я приехала в Пушкино, его родной и любимый город. Беседовали долго. И, признаюсь, уходить из его дома-мастерской не хотелось.
Заслуженный художник России, академик Александр Афанасьевич Колотилов – простой и глубокий, артистичный, чудесный рассказчик, современный гений.
Он родился в 1946 году в тюрьме. Его мать, у которой уже было два ребенка, в голодное послевоенное время украла на фабрике конфеты. За это она получила пять лет, которые от и до провела за решеткой. Там появился на свет ее младший сын, от которого она отказалась. В течение всей жизни мать так и не решилась увидеться с ним.
Так маленький Саша попал в детский дом. Его семьей стали воспитатели и ребята, большинство которых лишилось родителей во время Великой Отечественной войны.
© из личного архива
Художник Александр Колотилов
Увеличить фото
Я прожил в детском доме почти 22 года. Нас «по этапу» из тюрьмы отправили в дом ребенка. Был такой детдом-муравейник: там собирали всех ребят, у кого погибли родители.
О детском доме хочу сказать, что это… такое тепло было. Да, мы дикари были, дрались. У нас были старшие, были младшие, кого можно было тыкать. Это была маленькая, дикая страна. Но мы очень любили преподавателей и воспитателей. До сих пор в памяти остались их имена: Наталья Калмыкова и Анна Дымникова.
Анна Емельяновна Дымникова... Однажды я ее обокрал. Придумал такую хитрую штуку – воровать клубнику. Она меня поймала, а я ткнулся ей в живот и плачу: «Простите меня, я больше так не буду». Мне было лет 13-14.
Я был двоечником, восемь классов окончил. Два года в одном классе сидел. Как приятно мне, академику, это говорить!
Взрослые замечали мое умение схватывать образы людей. Наталья Николаевна Дымникова, директор детского дома, однажды спросила: «Сашенька, скажи про нас, кто на кого похож?» Она была очень статной женщиной с повадками птицы, и я ответил: «Вы – ворона!» Она удивилась, но не обиделась.
Наталья Николаевна меня боготворила! Я всегда ходил к ней пить чай. Вся ее семья любила меня. Это было такое счастье – домашний быт. Вы представляете, что такое тепло матери? А мне это трудно представить, хотя я сам уже дедушка. Но меньше всего я хочу говорить про «свою несчастную жизнь», я благодарен судьбе и Богу за то, как все сложилось.
После детского дома была служба в армии. Шел 1961 год, приехали какие-то военные: «Кто в армию хочет?» – «Я хочу!» Год на Украине прожил. Они в музыкальную брали, а какой я музыкант – слуха нет. Но когда я стал рисовать звезды и ордена, они удивились, говорят, оставайся, будешь у нас художником.
Был такой случай: в армии один сержант оскорбил меня в столовой, я встал и ответил ему. Потом его друзья вызвали меня к себе, я испугался, но идти надо. Захожу: что, бить будете что ли? Я с вами не справлюсь... Они бы избили, но я художник был хороший, не стали. Потом я их наказал. Нужно было сделать ленинскую комнату. Все вытащил оттуда, все убрал. Напишу одну буковку, две. Меня спрашивают: «Что так медленно?» Отвечаю: «Это же искусство!» Я над ними просто издевался. Потом капитан собрал этих сержантов и сказал: «Я знаю, что вы его обидели. Но если парень не будет работать, у нас не будет ленинской комнаты». Я их учил целый месяц – пока не извинились. В результате наша комната была первая, мой капитан получил «майора», я поехал в отпуск. Я в нем четыре раза был, а они, сержанты, не были!
Я всегда хотел учиться в живописных мастерских, но не мог попасть в институт в силу того, что многого не умел, да и не было родителей, которые бы «отвели за ручку». Была художественная школа при Суриковском художественном училище – но где мне туда! Там москвичи, все богатые, дети генералов, адмиралов, академиков…
Но очень часто те, кто получил образование на конкретных шедеврах, не умеют видеть важных вещей вокруг себя. У меня не было этого ограничивающего «коридора». Я попал в прикладное Абрамцевское художественно-промышленное училище и только спустя несколько лет в Строгановское училище. Живопись приходилось осваивать практически самому. Что такое два часа живописи в неделю? Но как только выдавалось свободное время, бежал рисовать.
Учителем и проводником в мир живописи для меня стал заслуженный работник культуры России Сергей Рубцов (1938 – 2012), один из основателей Пушкинской детской художественной школы, создавший знаменитую серию иллюстраций к «Слову о полку Игореве».
Сергей Семенович, мой учитель... Я ему практически всем обязан. После детского дома именно он помог мне получить образование. Это энциклопедический человек. Мне до него далеко. Самое главное, что он признал меня живописцем, это мое счастье.
И сейчас, когда выхожу на природу – я царь и бог. Это мое. Я мастер этюда, не больших сложных картин, а именно этюда. Пейзаж для меня – не загадка. Я просто очень быстрый, очень шустрый, могу за день сделать работу. Бывает, спросишь у кого-то: «Сколько ты работал?» В ответ: «Месяца три!» И сразу цена…
Американцы меня научили работать. Я туда совершенно случайно попал: 1990-1991 годы, продал две картины, купил билет в Америку. Отправились в США пять человек, все художники. Там начал работать вместе с местными специалистами в области искусства. А обратно – все, они нас в такие тиски взяли. Жили мы там, а они все считали, примеряли – как, что, сколько будет стоить. Потом, к сожалению, ребята-художники не все приличные были. Есть такая особенность: когда люди попадают за границу не в качестве туристов, они очень дружно начинают ругать Родину. Это настолько мерзко и отвратительно, что я сказал: нет, ребята, нам не по пути. Очень поразило то, что эти художники сразу взялись за дело, чтобы получить гринкарту. Меня спрашивают: «А ты чего, ненормальный?» Я говорю: «Я Родину люблю!» Не хочу противопоставлять им себя, но я, как говорится, тяжелый случай.
Теперь уже у самого Александра Афанасьевича множество учеников. Многие годы он преподавал в Абрамцевском училище и работал в художественной школе в Пушкине, руководителем которой был Сергей Рубцов.
Источник -
