– Вы, Иван Ильич, как автор будете посильнее Антона Павловича…
Н.Г. Чернышевский
…Однажды весьма известный московский купец Козьма Терентьевич Солдатёнков (1818-1901), книгоиздатель и покровитель искусств, давал в своем Кунцеве роскошный прием. Рассказывают (Е.А. Коровина. Великие тайны золота, денег и драгоценностей. 100 историй о секретах мира богатства. М., 2012), среди гостей была «художественная молодежь»: Левитан, Савицкий, Коровин, Серов… Однако, хорошенько «накушимшись», кто-то из гостей возжелал спаржи. Солдатенков набычился: «Дык, за фунт спаржи-то нынче аж пять рублёв просят! Нету у меня таких денег…». «Во! На обед, небось, не одну тыщу потратил, — замычали про себя угощавшиеся. — А пять рублей пожалел!»…
Назревавшую размолвку уладили, да только тут слуга, задыхавшись, шепотом: «Кузьма Терентьич – полиция!»…
То засветила расплата за давешний «бунт».
…По весне 1882 г. Москва была вся в коронационных торжествах Александра III: всякие приемы, концерты, спектакли. Вот и занесло Солдатенкова в Большой театр. А там на его заранее оплаченном месте – раздобревшие генералы, еще и насмехаются. Не стерпел миллионщик и рявкнул: «Господа штабные, вам бы не развлекаться, а хоть раз на фронт!». Директор ему: «Так, мол, и так, императорская церемония…». «А мне на таких церемониях делать нечего!» — был ответ Кузьмы Терентьевича, и он демонстративно уехал.
И вот оно — полицейское действо…
А в огромном доме на Мясницкой невенчанная купеческая жена Клеманс Дюпюи (фамилия, между прочим, знаковая для нашей Кудринки: там так звали одного из управляющих фабрикой!) – француженка, неведомо как ставшая отрадой для Солдатенкова, да еще на четверть века младше его: «Кузя! — с тревогой произнесла она единственное слово, выговаривавшая по-русски. — Месье жандарм!».
Солдатенков успокоил: «Да и Бог с ним, с мусьёй! У нас денег на всех жандармов хватит…».
Внизу купца-миллионщика ожидал Иван Ильич Барышев – его управляющий и финансист от Бога, нежданно-негаданно ставший писателем в «Московском Листке». Ивана как прорвало: «Не отчаивайтесь, …тятенька! Простите, мне уж давненько нянька про Ваш позор доложила…». Приобнял купец «незаконнорожденного: «Какой позор? Ты моя гордость. Ить, была любовь заветная, красавица купеческая. Поладили мы с ней, но родитель-то ее другую мысль тешил, не за меня ее сватал. И сказалась моя ненаглядная, по монастырям бы хорошо пройтись помолиться. Я – за ней. На постоялом дворе ты и на свет появился; матушка твоя отлежалась, да тут уж отец ее под венец затащил. Года она в замужестве не прожила, померла с тоски. И не мог тебе, Ваня, я открыться, честь моя пострадала бы… В общем, сын ты моего покойного друга-подельника Ильи Петровича Барышева. Так и в церковных книгах записано. А нашу семейную подноготную знать никому не надобно…».
Тут и подоспел полицейский чин.
Но все обошлось…
А потом к своим чинам-званиям добавил Кузьма Терентьевич титул коммерции советника плюс четыре ордена: Станислава двух степеней, Анны 2-й степени и Владимира 4-й степени. Да еще не забылись деяния Солдатенкова на ниве искусств и образования – избрали его действительным членом Академии художеств в Петербурге! По его завещанию почти 3 миллиона рублей досталось на нужды Москвы; были построены ремесленное училище на Донской улице и больница его имени, ставшая после революции Боткинской. Живописные полотна знаменитой коллекции отошли Третьяковской галерее, редкие книги – Румянцевской (ныне Российской государственной) библиотеке. В доме самого Солдатёнкова теперь приемная Министерства обороны...
Однако по другой версии, сына Ивана Солдатёнков прижил с той самой Клеманс Карловной Дюпюи-Дюбуа…
И стал Иван Ильич Барышев известным московским писателем с псевдонимом Мясницкий. Это по названию той улице, где стоял дом его отца…
И.И. Барышев-Мясницкий (1852/1854?-1911)
Много разного понаписал писатель Мясницкий: это десятки сборников рассказов, по преимуществу, юмористических, повести, пьесы, ставшие классикой дореволюционной драматургии, серьезные романы и даже детективы…
Впрочем, вот пара примеров.
«— Вот она, дачная публика-то, — развел руками [пассажир], — то ли дело по Ярославской: тихая, смирная дорога, и воздух хороший, сосновый воздух. Едешь, едешь, и вдруг тебя в сосну, пожалте!
— А вы где прежде на даче жили? — справился у [него сосед].
— А? В Пушкине! — крикнул тот в ухо соседу.
— И хорошие там дачи?
— Не знаю. Жена сказывала, что хорошие.
— А вы сами-то разве не жили?
— Жил, да только ни разу до Пушкина доехать не мог, в Мытищах слезал, понял? Первая станция от Москвы…
— Зачем же вы в Мытищах слезали, когда вам надо было в Пушкино ехать?..
— Эх, глушня! Да что мне твое Пушкино, когда и в Мытищах воздух настоящий? Возьмешь, и слезешь, даже высадят с удовольствием»…
Это строки из юмористического рассказа «Потянулись» (1901 г.) нашего старинного дачника, известного в свое время писателя Ивана Ильича Мясницкого…
Наем дачи. Худ. Н. Богатов. Прибавление к газете «Московский Листок», 14.03.1899.
Или вот еще. Зарисовка «Лето кончилось», 1903 г.
«Кончилось лето!..
– Дачник в город попер, – говорит туземец, какой-нибудь дядя Митяй дяде Минаю, – и глупый народ!
– Дачник? Дурак! – охотно соглашается дядя Минай, теребя свою давно уже растеребленную бороденку. – На три месяца, к примеру, едет на дачу, а сколько хорошей небели портит… Привезет ее из Москвы и все лето починяет; поедет с дачи и цельную зиму небель поправляет… Прямо, можно сказать, без всякого затылка человек!
– Без затылка, это верно, – соглашается дядя Митяй, – не отпущен им от Бога затылок, вот что ты хочешь!
Лето кончилось!..
Кончились балы в местной танцевалке, где молодежь под звуки расстроенной рояли отплясывала разные па-де-катры, па-д,эспани и лезгинки, и где любители драматического искусства показывали всем пример, как не следует играть…
Опустел парк…».
С дачи в город. Худ. С. Мухарский. Прибавление к газете «Московский Листок», 29.08.1899.
* * *
Теперь откроем «нашу» газету «Московский Листок».
Первая полоса, 3-го июня 1911 г.
На видном месте в траурной рамке – извещение.
«Убитые горем жена и дети извещают родных и знакомых о внезапной кончине дорогого мужа и отца
ИВАНА ИЛЬИЧА
БАРЫШЕВА-МЯСНИЦКОГО,
последовавшей 2-го июня в 8 час. утра, в Пушкине. Панихиды совершаются в 1 час дня и 8 час. вечера в Пушкине, дача Пастухова. Тело прибудет в Москву в субботу, 4-го июня, с поездом Ярославской жел. дор. в 9 час. 10 мин. утра для отпевания в церкви св. Николая чудотворца, что на Мясницкой. Начало заупокойной обедни в 9 час. 30 мин. утра. Накануне погребения, на даче, в 7 час. вечера будет отслужена заупокойная всенощная. Погребение на кладбище Алексеевского монастыря»…
На второй полосе «Листка» – «Скорбный лист» о кончине писателя с его жизнеописанием.
«Вчера совершенно неожиданно скончался Иван Ильич Барышев (Мясницкий), известный беллетрист и драматург, казначей Общества русских драматических писателей и оперных композиторов, проживавший на даче Н.И. Пастухова в Пушкине.
Смерть застала И.И. далеко еще не старым: ему шел 58-й год. Отличавшийся всегда крепким здоровьем, он только последние года начал прихварывать, жаловаться на общее недомогание и, вообще, чувствовал себя плохо. Лечил его проф. П.С. Усов, но, по словам семьи покойного – такой близкой катастрофы никто не ожидал.
Еще накануне смерти И.И. был веселее обыкновенного, играл с домашними в карты, слушал граммофон и лег спать около 12 час. ночи.
На другой день, утром, т.е. вчера, 2-го июня, он, по обыкновению, встал рано, чтобы ехать с утренним поездом в Москву на панихиду по А.Н. Островскому. Как и всегда, И.И. напился утреннего чаю и пошел на вокзал. И вдруг около 9 часов утра к семье прибежал человек со станции с ужасной вестью, что И.И. скончался.
Оказывается, не будь случайно с И.И. в вагоне одного его знакомого, тело покойного, вероятно, отправили бы в Москву, но этот знакомый, а именно г-н Г., распорядился сейчас же известить семью о несчастье, и И.И. на носилках перенесли на дачу.
Этот же единственный свидетель последних минут писателя рассказал, что, придя в вагон, И.И. чувствовал себя очень хорошо, даже шутил. Почти перед самым отходом поезда он начал читать газеты. И вдруг приподнялся, побледнел и откинулся на спинку сиденья. Когда родные прибежали на станцию, И.И. был уже бездыханным, и приглашенный врач констатировал смерть, вероятно, от кровоизлияния в мозг.
Весть о кончине И.И. быстро облетела Москву, и со всех сторон семья покойного начала получать запросы по телефону. Около полудня была отслужена первая панихида, на которой присутствовали самые близкие. Вторая панихида была в 8 час. вечера, и на ней были уже многие из знакомых и почитателей И.И., приехавшие из города.
Погребение предположено в субботу, 4 июня, в Алексеевском монастыре, где у покойного имеется фамильный склеп.
И.И. Барышев родился в 1854 г. и получил образование в Коммерческом училище. С конца 1870-х гг. он стал сотрудничать в журнале «Стрекоза», а затем долгие годы работал в «Московском Листке», где были помещены сотни его сценок и фельетонов, впоследствии составивших несколько отдельных сборников… Все эти сборники имели огромный успех и выдержали несколько изданий.
Затем покойный И.И. выступил в роли драматурга. Самым близким его другом был в то время известный артист Л.И. Градов-Соколов, который и заронил первую мысль И.И. – начать работать для сцены. Почти ни один бенефис Градова-Соколова не обходился без новой пьесы Мясницкого, все эти пьесы впервые шли на сцене театра Ф.А. Корша с огромным успехом, давая переполненные сборы; фарсы Мясницкого появились затем в Петербурге в театре Линской-Неметти, а затем обошли всю провинцию, до сих пор оставаясь в репертуаре. Пьесы Мясницкого помещены в его «Драматических сочинениях», первый том которых вышел в 1895 г.
Покойного называли «московским Лейкиным», но это название слишком поверхностно и далеко не соответствует таланту Мясницкого. Содержание большинства мелких рассказов Лейкина слишком шаблонно, типы его всегда шаржированы и однообразны, всюду заметна усиленная погоня за «смешными» словечками, как бы нелепы они не были. В сценках Мясницкого поражали яркая жизненность и разнообразие типов: купец, чиновник, актер, рабочий, крестьянин говорили в них необыкновенно характерным языком, лишь им одним свойственным. От многих этих типов не отказался бы и Островский. К сожалению, покойный Иван Ильич как-то слишком легко относился к своему таланту: «искра Божия» не разгорелась в яркий пламень, и богато одаренный писатель не пошел далее мелких рассказов и веселых комедий, скорее, фарсов. Пробовал он писать и романы, но, помещая их в газетных фельетонах, работая наспех и к сроку, не смог дать чего-либо особенно выдающегося, глубоко обдуманного.
На свою литературную работу Иван Ильич смотрел как на что-то второстепенное. «Я на моих сценках и фарсах отдыхаю от серьезного дела, – говаривал он, – нужно же и чем-нибудь развлечься». Вот это-то «серьезное дело», по всей вероятности, и помешало Ивану Ильичу занять подобающее ему, по его крупному таланту, место среди русских писателей.
А дело, на которое ссылался покойный, было не только серьезное, но и страшно сухое, вовсе не подходящее для писателя: всю свою жизнь провел Иван Ильич на службе у известного миллионера-мецената К.Т. Солдатенкова, а затем – у его наследников. Бухгалтер, кассир, банковый делец, имевший ежедневно дело с десятками миллионов рублей, вращающийся на бирже, в акционерных общества, по необходимости ежедневно толкующий об акциях, паях, дисконте – вот тот Иван Ильич Барышев, которого знала вся финансовая Москва, и только среди артистов, среди пишущей братии этот делец, этот коммерсант и финансист каким-то волшебным образом превращался в того бесконечно милого «Ванечку Мясницкого», которого не забудет никто за его простоту, искренность, душевность, жизнерадостность, готовность всегда прийти на помощь нуждающемуся…
Многих при жизни он заставлял смеяться, – и вот теперь многим, близко его знавшим, принесет тяжкую скорбь и искреннее горе грустная весть о его неожиданной преждевременной кончине»…
* * *
Так давайте же и мы вспомним добрым словом замечательного русского писателя Ивана Мясницкого, что много-много лет назад бывал на даче в Пушкино!..
Подготовил
Игорь Прокуронов
Комментарии