Краеведческий поиск даже на каникулах не останавливается, но зато приносит неожиданные плоды, напрямую связанные с историей нашего края!!! Пушкинский краевед Владимир Парамонов побывал в новогодние каникулы в Крыму. Что объединяет объединяет краеведов Евпатории и Пушкино?
«Чуть вздыхает волна,
и, вторя ей,
ветерок
над Евпаторией»
(В.В. Маяковский)
Так получилось, что новый 2022 год, я встречал в г. Евпатория. Как же тут пройти мимо местных книжных магазинов? Моё знакомство с краеведческой литературой г. Евпатория началось с цитаты К.Г. Паустовского на обложке одной из книг: «Прелесть крымской земли раскрывается для иных медлительно, исподволь, но завладевает надолго, навсегда, И кажется, кто побывал, в Крыму, уносит с собой после расставания с ним сожаление и лёгкую печаль, какую вызывают воспоминания о детстве, и надежду ещё раз увидеть эту «полудённую землю». Именно, эти чувства я и испытываю до сих пор…
«Пьеса-фельетон»
А из краеведческой литературы мне попала на глаза книга местного краеведа В.А. Мешкова «Михаил Булгаков и Крым: новые страницы» (Симферополь, «Бизнес-Информ», 2011), и наугад открыв её, я понял, что она напрямую связана с Пушкино…
Дело в том, что автор методично доказывает, что впервые в советское время Булгаков побывал в Крыму – в Симферополе, Евпатории, именно, в декабре 1923 года (и я, как раз, находился в Евпатории в то же время года – В.П.)… И до сих пор в Евпатории живут потомки родственницы писателя… А мы хорошо знаем, что Булгаков посетил наше Пушкино в конце зимы 1924 года! Выходит, что поездка в Евпаторию была для Булгакова последней перед путешествием к нам в Пушкино…
Булгаков, находясь в Евпатории, останавливался у своей дальней родни, в семье А.В.Ткаченко, проживающих в Евпатории по адресу ул. Урицкого, 12, кв. 1, по воспоминаниям Любови Александровны Минаковой (урождённой Ткаченко, 1919 г.р.). Скорее всего, он прибыл туда по заданию редакции газеты «Гудок» для выяснения всех обстоятельств по жалобе, поступившей в газету… Публикация Булгакова в газете «Гудок» пьесы-фельетона на евпаторийскую тему появилась 3 января 1924 года (пьеса-фельетон полностью приведена в книге В.А. Мешкова – В.П.). Более того, краеведческий поиск, проведенный В.А. Мешковым, увенчался определением прототипов этой пьесы, в то время проживающих в Симферополе…
Ткаченко А.В. в Евпатории
«Холодный январь 1924 года»
Интересно, что начало 1924 года выдалось очень насыщенным. Во-первых, Булгаков познакомился в январе 1924 года с Любой Белозерской, женой журналиста Ильи Василевского, недавно вернувшегося (вместе с А.Н. Толстым – В.А.) из эмиграции.
Булгаков и Белозерская
Люба была яркой и эмансипированной: каталась на лыжах, занималась верховой ездой, танцевала, окончила водительские курсы. Женщина-водитель в Москве в те годы была большой редкостью. С Василевским красавица Люба вскоре рассталась. Вскоре она пожаловалась, что ей негде жить. И Михаил Афанасьевич сказал жене, Татьяне Лаппа: "Люба поживет с нами..." Она с недоумением уставилась на мужа: "То есть как? В одной комнате?" Тася, конечно, не позволила. Однажды Булгаков, позавтракал, задумчиво прикоснулся льняной салфеткой к губам и сказал жене: "Если найду сегодня подводу, то уйду от тебя. Помоги собрать книги". Она помогла, а потом без сил упала на диван, сотрясаясь в рыданиях...
А Любовь Евгеньевна так вспоминала о знакомстве: «… стоял новый, начинающий писатель – Михаил Булгаков … Передо мной стоял человек лет 30-32-х, волосы светлые, гладко причёсанные на косой пробор. Глаза голубые, черты лица неправильные, ноздри глубоко вырезаны; когда говорит, морщит лоб. Но лицо в общем привлекательные, лицо больших возможностей. Это значит – способно выражать самые разнообразные чувства. Я долго мучилась, прежде чем сообразить, на кого же всё-таки походил Михаил Булгаков. И вдруг меня осенило – на Шаляпина! Одет он был в глухую черную толстовку без пояса, «распашонкой». Я не привыкла к такому мужскому силуэту, он показался мне слегка комичным, так же как и лакированные ботинки с ярко-желтым верхом, которые я сразу вслух окрестила «цыплячьими» и посмеялась. Когда мы познакомились ближе, он сказал мне не без горечи: «Если бы нарядная и надушенная дама знала, с каким трудом достались мне эти ботинки, она бы не смеялась… Я поняла, что он обидчив и легко раним. Другой не обратил бы внимания». Встреча произошла на вечере, устроенном редакцией «Накануне» (газета, с которой сотрудничал М.А. Булгаков – В.П.) в честь А.Н. Толстого в особняке Бюро обслуживания иностранцев и Денежном переулке…
Для нас здесь важно, во что был одет Булгаков, так как и в воспоминаниях о его посещении Евпатории указывается – «чёрное пальто»… Выходит, что и в Пушкино он приезжал так же одетым…
Интересно, что в дневнике писателя до 8 января 1924 года нет никаких записей, по-моему, это связано с поездкой в Евпаторию… А за 22-е января 1924 года читаем: «Сейчас только что (пять с половиною часов вечера) Семка (пока мной не определено кто это – В.П.) сообщил, что Ленин скончался (на самом деле - 21 января 1924 года в 18 часов 50 минут – В.П.). Об этом, по его словам, есть официальное сообщение»…
Давайте сравним это с попыткой поездки Константина Паустовского из Пушкино на похороны вождя 23 января 1924 года, отраженной в его «Книге о жизни»: «…Я все же натянул пальто, замотал шею старым шарфом, натянул на уши кепку и вышел. Я добрел до железнодорожного переезда как раз в то время, когда прошел на Москву последний утренний поезд. Я опоздал. Тогда я пошел вдоль полотна в сторону Москвы, но не прошел и двух километров. Кружилась голова. Мне хотелось сесть на откос в снег и посидеть немного. Но я знал, что в такой мороз этого делать нельзя. Поэтому я все шел и шел, спотыкаясь, понимая, что идти бессмысленно и надо возвращаться. По своей нелепой привычке я все время загадывал – вот дойду до того телеграфного столба и поверну. Телеграфный столб задержал меня надолго. Я прислонился к нему, оглянулся и увидел, как Пушкино тяжело дымило всеми своими печными трубами, всем своим березовым дымом. Дым был алым от морозного солнца. Впереди так же яростно, как и Пушкино, заваливая дымом всю землю, курилась Клязьма. Лес потрескивал от мороза, как тлеющие дрова, и часто сбрасывал с вершин плоские блестки снега, похожие на рыбьи чешуйки. Каждая ель, отягощенная снегом, стояла, как страж этой тихой зимней пустыни. Я стоял, ждал. Я убеждал себя, что в этой ломкой тишине обязательно услышу, когда гроб будут опускать в могилу, хотя бы и очень отдаленный, но слитный гул всех заводских гудков Москвы. Может быть, даже услышу громыхающий вздох орудийных залпов. Но было очень тихо. Только все сильнее потрескивал лес. Со стороны Пушкина, выбрасывая столбы дыма, шел поезд. Был слышен его нарастающий гром. Шел сибирский экспресс. Он всегда проходил в это время мимо Пушкина, не останавливаясь, не тормозя, уволакивая за стрелки тяжелые пульмановские вагоны. Все казалось, что вагоны хотят отстать, остановиться, но паровоз безжалостно мчит их вперед и не дает отдышаться. Поезд приближался. Внезапно он вздрогнул. Залязгали и заскрежетали тормоза. Грохот колес оборвался, и поезд сразу остановился среди леса. Паровоз дышал, как запаленная лошадь. Он остановился там, где его застало время похорон. Тотчас пар вырвался струёй из недр паровоза, и паровоз закричал. Он кричал непрерывно, не меняя тона. В его крике слышалось отчаяние, гнев, призыв. Этот могучий гудок летел окрест – в леса, в стужу, в поля, где одним глубоким пластом расстилались снега. Прошла минута, две. Паровоз кричал все так же томительно, так же тоскливо и непрерывно, возвещая, что сейчас на Красной площади в Москве предают погребению тело Ленина. Поезд промчался через тысячи километров великой русской земли, но опоздал. Всего на сорок минут. Мне казалось, что я слышу не только гудок сибирского экспресса, но вопль всей Москвы. В эту минуту остановилась жизнь. Даже морские пароходы легли в дрейф и оглашали свинцовые воды морей плачем сирен. Гудок сразу стих, и поезд медленно тронулся в задымленную даль к близкой Москве. Все было кончено. Я побрел домой. На дачах мертво висели траурные флаги. На обратном пути я не встретил ни одного человека. Мне казалось, что вымер весь мир и жизнь иссякла, как последний неприютный свет этого январского дня с его никому не нужной мучительной стужей и горьким запахом дыма…». Какие разные воспоминания…
«А что же в Пушкино?»
Зимой 1924 года в Пушкино приехал к Паустовскому М.А.Булгаков. Зимние впечатления нужны были ему для романа «Белая гвардия» о киевских событиях. Паустовский вспоминал: «Как-то ближе к весне, тихим и снежным днем ко мне в Пушкино приехал Булгаков. Он писал в то время роман «Белая гвардия», и ему для одной из глав этого романа нужно было обязательно посмотреть «снежные шапки» – те маленькие сугробы снега, что за долгую зиму накапливаются на крышах, заборах и толстых ветвях деревьев. Весь день Булгаков бродил по пустынному в тот год Пушкину, долго стоял, смотрел, запахнув старую, облезлую доху, – высокий, худой, печальный, с внимательными серыми глазами. «Хорошо! – говорил он. – Вот это мне и нужно. В этих шапках как будто собрана вся зимняя тишина». «Декадент! – сказал о Булгакове Зузенко (сосед Паустовского в Пушкино – В.П.). – Но, видно, чертовски талантливый тип. Добросовестно себя тренирует. Что он этим хотел сказать? Я не понял. Тогда Зузенко столь же неясно и неохотно объяснил: «Натаскивает себя на впечатления. Мастак!» Пожалуй, в этом он был прав. Булгаков был жаден до всего, если можно так выразиться, выпуклого в окружающей жизни».
Паустовский и Булгаков
Учитель Булгакова и Паустовского
Паустовский продолжает вспоминать: «... А через полчаса Булгаков устроил у меня на даче неслыханную мистификацию, прикинувшись перед не знавшими его людьми военнопленным немцем, идиотом, застрявшим в России после войны. Тогда я впервые понял всю силу булгаковского перевоплощения. За столом сидел, тупо хихикая, белобрысый немчик с мутными пустыми глазами. Даже руки у него стали потными. Все говорили по- русски, а он не знал, конечно, ни слова на этом языке. Но ему, видимо, очень хотелось принять участие в общем оживленном разговоре, и он морщил лоб и мычал, мучительно вспоминая какое-нибудь единственно известное ему русское слово.
Наконец его осенило. Слово было найдено! На стол подали блюдо с ветчиной. Булгаков ткнул вилкой в ветчину, крикнул восторженно: "Свыня! Свыня!" - и залился визгливым, торжествующим смехом. Ни у кого из гостей, не знавших Булгакова, не было никаких сомнений в том, что перед ними сидит молодой немец, и к тому же полный идиот. Розыгрыш этот длился несколько часов, пока Булгакову не надоело и он вдруг на чистейшем русском языке не начал читать "Мой дядя самых честных правил...".
Я долго думал, почему он выбрал роль военнопленного немца? Отчет на это вопрос пришел неожиданно. Поездка в Пушкино происходила после знакомства с Белозерской, а она только что ушла от Васильевского, сотрудника газеты «Накануне», редакция которой располагалась в Берлине…
P.S.
И ещё один вопрос меня не оставляет: о чём могли говорить Булгаков с Паустовским в Пушкино в 1924 году? Уверен, что они обязательно вспомнили Селиханович Александра Брониславовича (1880 – 1968), учителя Киевской гимназии, русского советского педагога, философа, историка педагогики, профессора… Они могли говорить о кончине и похоронах В.И. Ленина… А так же после поездки Булгакова в Евпаторию, могли поделиться своими впечатлениями о Крыме!!!
И еще одна проблема объединяет краеведов Евпатории и Пушкино. В Евпатории долгие годы краеведы борются за переименование улицы Урицкого (никак не был связан с Евпаторией – В.П.) в улицу Булгакова… А в Пушкино краеведы хотят присвоить имя Паустовского набережной Серебрянки…
Владимир Парамонов
Комментарии