В год 75-летия Победы в Великой Отечественной войне Всероссийский институт авиационных материалов переиздал книгу Натальи Сидориной «Крылатый металл. Русский прорыв». Это документально-художественное исследование посвящено жизни и деятельности выдающегося русского ученого, основателя новой школы материаловедения в авиации и машиностроении, лауреата Государственной премии СССР профессора Ивана Ивановича Сидорина. Оно написано его внучкой, членом Союза писателей России, с отражением сложной, противоречивой и вместе с тем героической эпохи. Многие страницы этой книги относятся к нашему Пушкино, где с начала 20-х годов Иван Иванович Сидорин жил, работал и обсуждал вопросы создания цельнометаллического самолетостроения с Андреем Николаевичем Туполевым, дача которого находилась по соседству в поселке Заветы Ильича. Предлагаем очерк Натальи Сидориной, который по-новому приоткрывает историю нашей Пушкинской земли, где успело потрудиться даже Бюро по авиалесу, созданное Иваном Ивановичем Сидориным, поскольку цельнометаллическое самолетостроение не могло сразу вытеснить дерево из авиации. Создав новый сплав под названием кольчугалюминий, который как показало время по ряду качеств превосходил немецкий дуралюмин, Иван Иванович Сидорин не только подорвал немецкую монополию на цельнометаллическое самолетостроение, но уже 20-е и 30-е годы обеспечил авиацию и машиностроение высококачественными сплавами, включая сталь хромансиль. Благодаря этому наша Победа ковалась в тылу.
Наталья Сидорина
АВИАЦИОННОЕ ПУШКИНО
ИВАН ИВАНОВИЧ СИДОРИН
Рисунок пушкинского художника Сергея Серегина
Подмосковное Пушкино связано со славными страницами Российской авиации. Об этом свидетельствуют два названия: Авиационный проезд и Авиационная улица. По воспоминаниям основоположника отечественного авиационного материаловедения Ивана Ивановича Сидорина, соратника авиаконструктора Андрея Николаевича Туполева, Авиационный проезд ведет к заводу, на месте которого на Западной стороне города рядом с Акуловой горой находилось Акулово летное поле. Здесь в 1914 году легендарный летчик Петр Нестеров совершил фигуру высшего пилотажа «мертвую петлю». А название Авиационная улица связано с Бюро по авиалесу и с авиационными работниками, которые в 20-е годы поселились на Пушкинской земле, где Иван Иванович Сидорин и Андрей Николаевич Туполев обсуждали вопросы, связанные со становлением и развитием отечественного самолетостроения, анализировали первые полеты самолетов типа АНТ, сконструированных Туполевым из отечественного кольчугалюминия, полученного под руководством металловеда, инженера-металлурга Сидорина на стареньком металлургическом заводе в поселке Кольчугино на Владимирской земле.
Из руин Первой мировой войны, революции, Гражданской войны и интервенции молодой Советской республике удалось поднять на мировой уровень свою науку, экономику, технику и одержать победу во Второй мировой войне. Как это могло произойти? В чем причина такого грандиозного успеха социалистической экономики на вполне определенном этапе развития? Видимо, все определял человеческий фактор. Русский прорыв осуществили энтузиасты, подвижники науки и техники. И среди них был русский инженер Иван Иванович Сидорин, выпускник Императорского московского технического училища, ученик Николая Егоровича Жуковского, «отца русской авиации».
Иван Сидорин студент
Создатели отечественного цельнометаллического самолетостроения авиаконструктор Андрей Туполев и металловед Иван Сидорин родились в 1888 году. Сидорин – в Москве. Туполев – на Тверской земле. Познакомились в ранней юности, поскольку выбрали для учебы Императорское московское техническое училище. В 1909 году в ИМТУ под руководством профессора Николая Егоровича Жуковского возник Воздухоплавательный кружок, колыбель русской авиации.
.
Императорское Московское Техническое училище
Выдающемуся русскому ученому удалось сплотить вокруг себя поборников летного дела. Среди его верных учеников и сподвижников были Андрей Туполев, Иван Сидорин, Александр Архангельский, Владимир Ветчинкин, Борис Юрьев, Григорий Сабинин, Алексей Черемухин, Гурген Мусиянц, Борис Стечкин.
Андрей Туполев 1907 г.
На первый порах студенты летали на крыльях Отто Лиенталя, которые известный немецкий планерист-смельчак подарил при случае русскому ученому-энтузиасту воздухоплаванья из загадочной России. Николай Егорович Жуковский сразу заприметил, что они похожи на крылья сконструированные еще Леонардо да Винчи, который первым попытался оторваться от земли.
Чтобы ощутить себя в полете студенты члены Воздухоплавательного кружка выпрыгивали из окон ИМТУ и парили в воздухе. А потом Андрей Туполев построил свой первый планер, который испытали в Лефортовском парке. Удалось сконструировать и первую аэродинамическую трубу.
Первый полет Туполева
В начале ХХ века интерес к авиации был всеобщим. Многие авиаторы в Европе и Америки уже летали на небольших деревянных самолетах. А Россия потрясла весь мир гигантскими по тем временам бипланами конструкции Игоря Сикорского «Русский витязь» и «Илья Муромец». По ним можно было ходить, как по палубе корабля. Во время полета Игорь Сикорский выходил на нижнее крыло и проверял работу двигателей.
Еще одним приоритетом России стала фигура высшего пилотажа «мертвая петля», которую летчик Петр Нестеров после консультаций и расчетов в Воздухоплавательном кружке Жуковского осуществил над Киевом, матерью городов русских. Поэтому Николай Егорович Жуковский считал делом чести отстоять первенство русского авиатора перед французским летчиком Адольфом Пегу, который гастролируя с авиационным шоу по Европе, заявлял о своих амбициях. Наконец, он достиг Москвы и стал выступать на Ходынском аэродроме. Профессор Жуковский с ним познакомился и пригласил его в Политехнический музей на встречу с энтузиастами воздухоплавания. После личного знакомства с Петром Нестеровым Адольф Пегу признал приоритет русского авиатора в осуществлении «мертвой петли». В русской армии эта фигура высшего пилотажа была запрещена, поскольку она считалась очень опасной. Тем не менее, Петр Нестеров, по воспоминаниям члена Воздухоплавательного кружка Ивана Сидорина, ее повторил на Акуловском летном поле в Пушкине.
Легендарный летчик Петр Нестеров
Однако вскоре разразилась Первая мировая война, которая всех разбросала. Выпускник ИМТУ по металлургической специальности Иван Сидорин вместо того, чтобы начать преподавание в родном училище, оказался в пехоте в чине прапорщика и в должности заместителя командира полка. Только Андрей Туполев продолжил учебу в ИМТУ, вернувшись в училище после отчисления на три года за помощь революционно настроенным друзьям из Питера.
В это время на Вознесенской улице (ныне ул. Радио) Николай Егорович Жуковский вел теоретические курсы для военных летчиков в здании, которое ИМТУ арендовало для аэродинамической лаборатории. Постоянно общаясь, Жуковский и Туполев продолжали вынашивать планы по развитию авиастроения.
В сентябре 1917 года к ним присоединился инженер-металлург Сидорин, которого вызвали в Москву с фронтов войны для работы в Главном артиллерийском управлении. Занимаясь вопросами оснащения армии снарядами и ведя преподавание в Московском Высшем Техническом училище, он внимательно следил за работой Расчетно-испытательного бюро, созданного профессором Жуковским, который ставил перед своими учениками большие задачи.
В России всегда было много мечтателей. Но что самое удивительное, когда, казалось бы, все стало рушиться и произошел Октябрьский переворот, мечта о небесном причастии не умерла.
1 декабря 1918 года Владимир Ильич Ленин подписал приказ об основании Центрального аэрогидродинамического института (ЦАГИ) на основе аэродинамической лаборатории МВТУ и Расчетно-испытательного бюро. Первым зданием ЦАГИ стал уже давно занятый поборниками летного дела тот самый особняк на Вознесенской улице, где теперь размещается музей Николая Егоровича Жуковского ( ул. Радио, 17). В первый год основания ЦАГИ работа сразу закипела, но было очень трудно. Для отопления кабинета Жуковского и рабочих помещений сотрудники своими руками сложили печь и разобрали в соседнем переулке дом на дрова.
Николай Егорович Жуковский. Марка
Николай Егорович скончался в марте 1921 года от тифа. Отпевал его в домовой церкви Московского технического училища священник и великий ученый Павел Флоренский, которого уже в те годы называли русским Леонардо да Винчи за энциклопедические знания. На заседания в советские учреждения, оставаясь самим собой, он приходил в церковной рясе. Борьба идей еще продолжалась. Отказаться от Бога смогли не все. По этой причине ни Сидорин, ни Туполев в партию так и не вступили, хотя находились на самом переднем крае науки и техники Советского государства.
Интересно отметить, с начала 20-х годов авиационные работники стали снимать, а затем и строить дачи в подмосковном Пушкино неподалеку от Акулова летного поля и дальше за улицей Добролюбова на отвоеванном у леса участке земли, который им был выделен по линии Бюро по авиалесу. Здесь легко дышалось и работалось. Правда, Андрей Николаевич Туполев, в конце концов построил дачу в соседнем поселке Заветы Ильича на улице Дзержинского. Тем не менее, он нередко заезжал в Пушкино на дачу к металловеду Сидорину для обсуждения насущных вопросов по цельнометаллическому самолетостроению.
И.И. Сидорин с женой и сыном в Пушкино. 1923 г.
Один из самых удивительных документов того времени – докладная записка «К вопросу об организации русской алюминиевой промышленности» от 18 ноября 1921 года, написанная молодым инженером Иваном Сидориным в Главное Управление Военной промышленности с детальным обоснованием необходимости создать в стране для начала один завод по производству чистого алюминия и один завод по производству алюминиевых сплавов (ЦГНА. Ф. 2097. Оп. 6. Ед. 75. Л. 9 ).
В 1923 году был подписан В.И. Лениным план ГОЭРЛО, который предусматривал строительство Волховской гидроэлектростанции и строительство алюминиевого завода. Первый алюминиевый сплав был получен в 1932 году. Наладить производство отечественного сплава типа дуралюмин под названием кольчугалюминий удалось на десять лет раньше, что послужили основой для развития отечественного цельнометаллического самолетостроения.
А началось все с закрытия концессии немецкой фирмы «Юнкерс», которая по договору с Советским правительством должна была организовать в Москве завод по постройке металлических самолетов. Председатель Комиссии по проверке деятельности этой концессии инженер Сидорин в своем отчете написал, что немецкая фирма «Юнкерс» обещаний не выполняет и все полуфабрикаты привозит из Германии, а в Москве идет примитивная сборка. Так цельнометаллическое самолетостроение в России создать не удастся.
На вопрос в Кремле относительно того, что следует предпринять, молодой инженер предложил организовать производство сплава типа дуралюмин в России с тем, чтобы самим строить из него самолеты. При этом он заметил, что желающие заняться этим делом, непременно, найдутся. Тогда ему как постоянному члену Научно-Технического Комитета при Главном Управлении РККА поручили взять на себя всю ответственность за налаживание производства отечественного дуралюмина.
Для этой цели был выбран небольшой металлургический завод во Владимирской области в поселке Кольчугино. Поэтому полученный после серии экспериментов под руководством Сидорина на этом заводе новый алюминиевый сплав гордо назвали кольчугалюминием. По сути, впервые у нас в стране была осуществлена программа по импортозамещению. Кольчугалюминий превзошел все ожидания при испытании аэросаней и речного глиссера АНТ -1. Оставалось построить самолет.
И вот 21 октября 1923 года первый моноплан Туполева Ант-1 с деталями из кольчугалюминия поднялся в воздух с Кадетского плаца в Лефортове, куда его доставили из ЦАГИ на руках, ласково называя птичкой-невеличкой. Туполев бережно хранил свой первый самолет вплоть до ареста
Самолет АНТ-1. А.Н. Туполев в центре. В кабине самолета Е.И. Погосский
Цельнометаллический легендарный моноплан Ант-2 совершил первый полет с Ходынского аэродрома 26 мая 1924 года. Так молодая Советская республика подорвала немецкую монополию на цельнометаллическое самолетостроение.
В начале осени 1926 года на опытном АНТ-3, обшитом гофрированными листами кольчугалюминия «Волна ЦАГИ», летчик Михаил Громов совершил первый круговой перелет по столицам Европы за три дня. Это был полный триумф, который широко освещался в прессе. И тут фирма «Юнкерс», заметив использование гофрированного листа, обратилась в Международный суд в Гааге с иском против производителей на том основании, что именно ей принадлежит патент на использование гофрированного алюминия. Однако иск был отклонен. «Волна ЦАГИ» была признана оригинальным продуктом.
А в это время у себя на Родине, в стране лесов, надо было отстаивать преимущества металла перед деревом и добиваться серийного выпуска самолетов. Правда, полностью от дерева не отказались. И в 1926 году по заданию ВСНХ начальник Отдела испытания авиационных материалов ЦАГИ Иван Иванович Сидорин создал Бюро по авиалесу, которое работало по всей стране, включая подмосковное Пушкино, в поисках качественной древесины для авиастроения.
В ноябре 1927 года в «Торгово-промышленной газете» появилась статья профессора Сидорина «Бюро по авиалесу». Это редкий документ эпохи:
Бюро по авиалесу (основано в 1926 г.)
Для обеспечения планового и бесперебойного снабжения авиапромышленности древесиной и накопления постоянного запаса ее, необходимо было привести в известность все местонахождения авиалеса, определить примерно его количество, выявить онкологию и биологию разных пород, годных для самолетостроения, и на основе всех собранных материалов выделить участки с готовым и подрастающим авиалесом. С этой целью в 1926 г. было организовано Бюро по авиалесу, которое снарядило две партии из 12 ученых-лесоводов, обследовавших 99 лесничеств Нижегородской, Иваново-Вознесенской, Костромской, Пензенской, Тамбовской, Московской и Рязанской губерний. Еще одна партия из двух человек работала полтора месяца в Северо-Двинской губернии на обследовании ельников по реке Нюбе в Сольвычегодском лесничестве. Партии, производя таксационно-лесоводственные обследования в насаждениях лесничеств, на срубаемых моделях делали наружный технологический анализ, а для полного анализа механических и физических свойств древесины заготовляли кряжи, которые присылались в Москву в ЦАГИ. В этих участках определено примерно 54 тыс. шт. авиадерев.
В результате обработки материалов полевых обследований лесничеств первого года удалось, кроме примерного определения числа авиадерев, выявить лесничества, где имеются участки для авиахозяйства, а также типы леса, наиболее пригодные для выращивания авиадерев.
Весною 1927 г. Бюро авиалеса организовало шесть партий, которые были отправлены в Чувашскую республику, Марийскую и Вотскую области и губернии: Вятскую, Ульяновскую, Самарскую и на Украину для работ по твердым лиственным породам. Обследование нынешнего года более детальное, чем в прошлом году.
В следующем году Бюро предполагает закончить работу на Севере, обследовать Кавказ и Западную Сибирь.
Проф. И. СИДОРИН».
Остается добавить, что благодаря поисковой работе к 1932 году было обследовано около 10 млн гектар лесного массива.
И.И. Сидорин начальник ОИАМ ЦАГИ, 1927г.
В 1932 году Бюро по авиалесу вошло во Всесоюзный институт авиационных материалов, который вырос из Отдела испытания авиационных материалов ЦАГИ. И это было правильное решение. Опыт создания деревянных конструкций пригодился в годы Второй мировой войны, когда многие заводы по производству металла оказались на оккупированных территориях. Тогда некоторые самолеты стали выпускать смешанной конструкции. И появилась даже дельта-древесина, на которую Сталин клал свою трубку, а она не загоралась. Кстати, считается, что это был первый аналог композиционных материалов. И Туполев любил дерево. Он всю жизнь работал с деревянными моделями своих самолетов в натуральную величину.
В конце 20-х годов одним из лучших самолетов стал АНТ-4. На нем и состоялось первое покорение Америки в августе 1929 года. Это был серийный АНТ-4 с экипажем летчика Семена Шестакова под управлением инженера Владимира Петлякова. Летели из Москвы через всю Сибирь до Петропавловска-на-Камчатке, затем до Сиэтла, Сан-Франциска и уже оттуда в Нью-Йорк. Газета «Нью-Йорк Таймс» писала: «Россия должна быть признана авиационной нацией. Прибытие ''Страны Советов'' в Сиэтл не может не рассматриваться как подвиг…». Из этого видно, что отношение зарубежной прессы было на первых порах вполне миролюбивым.
Первая государственная научная командировка руководящих работников промышленности во главе с А.Н. Туполевым началась ранней весной 1935 года и продлилась 145 дней. За это время им довелось побывать во Франции, США и Англии.
В Новый Свет советская государственная комиссия специалистов во главе с А.Н. Туполевым прибыла из Франции на самом комфортабельном немецком корабле «Бремен», в каютах первого класса. Чтобы соответствовать ситуации, пришлось пошить во французской столице смокинги, поскольку только в них, а еще лучше во фраках, полагалось на пароходе появляться к столу. Все советские инженеры за свой счет безропотно пошили себе смокинги, кроме молодого Георгия Акимова. Он предпочел выходить к столу в простом советском пиджаке. Кто-то пошутил: «Смокинг – дело добровольное».
От путешествия на корабле через Атлантический океан в Америку остались разные воспоминания, в том числе и приятные. Например, неожиданная встреча на палубе с известным английским писателем-фантастом Гербертом Уэллсом, который, побывав в России и поговорив с Лениным, написал небольшую брошюру «Россия во мгле», которую все в России называли почему-то книгой. Видимо, из уважения, если не к Герберту Уэллсу, то, во всяком случае, к вождю пролетариата, который не обманул с электрификацией.
В одной из бесед с советскими инженерами на борту тихоокеанского парохода английский фантаст подчеркнул, что он постоянно думает о России и верит, что она уже больше не во мгле. Более того, он признался, что хотел бы еще раз написать о России, но уже в другом ключе.
По прибытию в Америку первой большой государственной комиссии советских специалистов в области авиации была предоставлена возможность посетить все авиазаводы, исследовательские институты, аэродромы и провести закупку оборудования и самолетов. Объем работ казался неисчерпаемым. Надо было сосредоточиться на главном.
Советская делегация в США. Справа налево: А.Н. Туполев, И.И. Сидорин, А.И. Некрасов, крайняя слева Ю.Н. Туполева, 1935 г.
5 марта 1935 года Иван Иванович писал своей жене Валентине из Нью-Йорка: «…Живу я очень бурной жизнью. Сейчас, переживая автомобильный ажиотаж, мне хочется выучиться свободно владеть автомобилем, а времени очень мало… Туполев купил для нас шикарные бьюики – машины, от которых нельзя не прийти в восторг. Для меня будет установлен длинный штурвал по размеру моих ног.
В остальном жизнь течет хорошо. Наша компания (Туполев, Некрасов и я) держимся отдельно от прочей комиссии. Мы живем, в общем, очень скромно, занимаемся главным образом делами... Придется сдать экзамен на шофера и править машиной самому, т. к. кроме меня никто управлять автомобилем не может. Нанимать же шофера стоит очень дорого, да и места в машине не будет. Думаю, что справлюсь. Кстати, можно будет хорошо изучить страну и язык...».
Встречи с представителями американской авиапромышленности проходили весьма успешно и с пользой для дела. Но больше всего инженеру Сидорину, как и многим другим участникам командировки, запомнилась поездка на завод Сикорского. Все понимали, что в эмигрантских кругах их особо не ждут, и все же в глубине души надеялись на русское гостеприимство.
В назначенное время советские специалисты приехали на завод. Их встретили и пригласили в просторный кабинет Сикорского. Многие знали, что вице-президентом фирмы Сикорского был выдающийся музыкант Сергей Рахманинов. Именно он изначально дал деньги конструктору на самолеты.
Однако разговор с Игорем Ивановичем, который задумчиво сидел в своем кабинете под иконами, получился недолгим. После осмотра сборочного цеха завода, где работали русские эмигранты, которым запретили разговаривать с бывшими соотечественника, советская делегация покинула завод.
Тем не менее, два экземпляра самолета-амфибии С-42 у Сикорского все же купили. А могли закупить и побольше. Но Туполев сказал, что для знакомства и этих хватит.
Справедливости ради, надо заметить, что в годы Второй мировой войны Сикорский изменил свое отношение к Советскому Союзу, полагая, что его Родина и в новом обличии сумеет постоять за себя. Будучи человеком глубоко верующим, он оставил книги с размышлениями о небе и небесах.
«Красные и белые, но ведь это же не вечная наша тема, – решил для себя инженер Сидорин после встречи с Сикорским. – Когда-нибудь все уляжется, и жизнь станет для всех радостней».
Путешествуя по Америке, Иван Иванович писал домой: «…Из Буффало в Кливленд мы ехали очень хорошо. Погода была прекрасная. По дороге мы пили чай в деревенском кафетерии, где я нашел трех маленьких ребятишек, таких же чумазых, как наши акуловские. Купил им шоколаду и поговорил с ними по-английски...».
Сидорин с женой на террасе дома в Пушкине, 30-е годы
Только одно омрачало путешествие в автомобиле − это радио.
«… За последнее время я сильно стосковался по хорошей музыке, т. к. в Америке кроме джаза да каких-то негритянско-цыганских романсов ничего не услышишь. Интересно, сегодня за обедом я разговорился по-немецки с одним американским инженером. Разговор коснулся музыки. Я его спросил, где можно было бы послушать серьезную американскую музыку (ну хоть оперу). Он долго думал, но так и не сказал. Нет здесь никакой серьезной музыки, а радио я теперь прямо не могу слушать: один сплошной джаз с 8 утра до 10 вечера. Зря мы в автомобиле аппарат поставили.
Танцы здесь тоже очень однообразные: чечетка и акробатика. (Наш балет мне кажется теперь зрелищем для богов). Кино пустое. Придешь, посидишь и чувствуешь, что поглупел на несколько баллов. Чем живут люди, не понимаю. А люди не плохие. Есть очень сердечные и довольно хорошо образованные...».
Но что радовало в Америке, а особенно в Лос-Анджелесе, так это обилие цветов и возможность приобрести семена для дачи в Пушкино, которую Иван Иванович построил в 1928 году на участке земли, отвоеванном у леса в окрестностях Акулова летного поля.
В Лос-Анджелес летели на самолете из Детройта в течение пятнадцати часов без остановки. 2 мая Иван Иванович писал жене:
«...Я задержался в Лос-Анджелесе на несколько дней сверх программы. Объясняется это тем, что сверх моего ожидания мне удалось попасть на целый ряд заводов, на которые я не рассчитывал; кроме того, здесь так хорошо, что никому не хочется уезжать. Здесь такой благодатный климат, что лето продолжается круглый год...».
И.И. Сидорин в парке Сан-Франциско 28 апреля 1935 г.
Обратный перелет из Лос-Анджелеса в Детройт было решено разбить на три части с двумя ночевками в пути, так как лететь без остановки в течение пятнадцати часов было слишком утомительно.
Из Лос-Анджелеса вылетели в 9 часов вечера. Погода была прекрасной, и все же пришлось заночевать не как предполагалось в Абукерке, поскольку его окрестности были покрыты густым туманом, а в глухой пустыне штата Аризоны, неподалеку от резервации индейцев.
На утро, подлетая к Абукерку, увидели, что весь город занесен снегом, а кругом стелятся густые тучи. Совершенно необычное явление для этих мест − в мае снежная буря. Пришлось ехать сутки на поезде в Канзас-Сити и оттуда лететь на самолете в Детройт с пересадкой в Чикаго.
8 мая Иван Иванович писал жене:
«...Этот полет подтверждает, что я счастливый человек. Когда мы отправлялись из Лос-Анджелеса, агент воздушной линии предлагал нам лететь не вечером, а на другой день утром. Я настаивал на своем решении, а у них в самолете не хватало для нас двух мест. После долгих разговоров они нам все-таки места нашли… А тот самолет, который полетел за нами, на другой день утром попал в густой туман, не смог сесть на аэродром и, израсходовав весь запас горючего, упал и разбился около Канзас-Сити... С 1931 года на этой линии первая катастрофа!..».
Однако несчастье все-таки произошло. О гибели самолета АНТ-20 под названием «Максим Горький» узнали из газет в Чикаго, а затем пришли подробности в телеграмме из ЦАГИ. Катастрофа произошла в воскресный день. По случаю передачи самолета летчику Агитэскадрильи устраивался большой праздник. Пригласили совершить полет членов семей авиастроителей. Для еще большего эффекта было решено выпустить в полет летчика на истребителе для совершения в небе на некотором удалении от самолета-гиганта «Максим Горький» фигур высшего пилотажа. Летчик решил выполнить «мертвую петлю» Нестерова вокруг крыла самолета-гиганта. Врезался в крыло, и самолет «Максим Горький» рухнул на землю.
Самолет погиб. Остался его образ. Антуан де Сент-Экзюпери, французский пилот и писатель, специальный корреспондент “Пари-суар”, через два дня после гибели самолета откликнулся статьей «Я летал на самолете “Максим Горький”». Он отметил: «Эти коридоры, этот салон, эти кабины, этот мощный гул восьми моторов, эта внутренняя телефонная связь – все было непохоже на привычную для меня воздушную обстановку. Но еще больше, чем техническим совершенством самолета, я восхищался молодым экипажем и тем порывом, который был общий для всех этих людей. Я восхищался их серьезностью и той внутренней радостью, с которой они работали. Чувства, которые обуревали этих людей, казались мне более мощной движущей силой, нежели сила восьми великолепных моторов гиганта».
Вглядываясь в Туполева, многим начинало казаться, что внутри него есть какой-то источник энергии, который заряжает и его самого, и всех окружающих, Сидорину думалось, что этот источник энергии – великое жизнелюбие.
После гибели самолета «Максим Горький» всех потянуло домой. Инженер Сидорин написал сыну Кириллу из Питерсберга: «…Я чувствую себя хорошо, но мне уже начинает надоедать скитальческая жизнь. Хочется домой, хочется отдохнуть». Но до отдыха в кругу родных было еще далеко. Путь в Москву лежал через Атлантический океан, Англию, Германию и Францию.
По возвращении домой в узком кругу Андрей Николаевич говорил, что, хотя заграница нам не указка, и у них есть чему поучиться.
А.Н. Туполев с сыном Алешей в гостях у И.И. Сидорина в Пушкино
А затем в июне 1937 года в Америку уже на АНТ-25 через Северный полюс легендарный полет совершили Валерий Чкалов и Георгий Байдуков. За ними Северный полюс преодолел Михаил Громов.
По сути, эти асы летного дела учли ошибки Сигизмунда Леваневского, который в августе 1935 году на подлете к Северному полюсу на Ант-25 приказал Байдукову под дулом пистолета развернуть самолет в обратном направлении. А произошла всего на всего небольшая утечка масла из переполненного бачка, и оно неожиданно оказалось в кабине летчиков.
В Кремле при разборе полета в присутствии политбюро и Сталина Леваневский назвал Туполева «врагом народа» и заявил, что на его самолетах больше летать не будет. Осталась почтовая марка с изображением героя, которую в 1935 году поторопились выпустить заранее.
Через два года в августе 1937-го, выбрав для перелета через Северный полюс тяжелый бомбардировщик, Сигизмунд Леваневский погиб вместе с экипажем. Первый коммерческий рейс в Америку с пушниной, икрой, водкой и, возможно, золотом через Северный полюс не удался.
Обломки самолета, на котором в свой последний полет отправился Сигизмунд Леваневский, ищут до сих пор. Наука, постоянно развиваясь, склонна к поощрению надежд и смелых помыслов. Остается не потерять ориентиры.
.
Марка с летчиком Сигизмундом Леваневским
Марка с летчиком Валерием Чкаловым, преодолевшим Северный полюс
С 1935 года ЦАГИ находится в подмосковном городе Жуковском. А в Москве на старом месте на улице Радио (бывшей Вознесенской) располагается Научно-исследовательский Московский комплекс ЦАГИ. Рядом с ним музей Николая Егоровича Жуковского, «отца русской авиации». Это как раз то самое здание, в котором и начали проектировать и даже строить первые отечественные самолеты из кольчугалюминия. Можно сказать, по программе импортозамещения. И весьма успешно.
Кстати, даже первый ракетный двигатель ОР-1 был создан именно здесь в ЦАГИ, в здании бывшей кирхи Святого Михаила, где в то время размещался Институт авиационного моторостроения (ИАМ) будущий ЦИАМ. Изобретатель первого ракетного двигателя Фридрих Цандер уже тогда, в начале 30-х годов, по воспоминаниям Сидорина, делился со своими коллегами по ЦАГИ мечтой о межпланетных перелетах.
Многое сбылось, поскольку настрой в обществе был трудовым и новые изобретения тут же поощрялись, причем награждали не начальство, а самого изобретателя или рационализатора.
Так уже в предвоенные годы, во многом благодаря плодотворной деятельности ЦАГИ, в условиях мобилизационной экономики был осуществлен Русский прорыв. Произошло Русское экономическое чудо, которое позволили Советскому Союзу одержать победу во Второй мировой войне над очень сильным противником. Нельзя не заметить, что и Германия в те годы использовала свой вариант, по сути, мобилизационной экономики, однако проиграла, поскольку ей не хватило заряда прочности. Остается выяснить природу такого феномена, как стойкость, чтобы и в дальнейшем одерживать победы.
Одно несомненно, российская наука всегда имела высокие созидательные цели, поэтому Центральный аэрогидродинамический институт, Конструкторское бюро Туполева, а также ЦИАМ и ВИАМ, научно-исследовательские институты, которые отделились от ЦАГИ, обогатили отечественную науку таким мощным зарядом прочности, что даже перестройка ее не одолела. Правда, до перестройки создатели ЦАГИ не дожили. Они умели строить.
Это было время, когда наука и техника развивались стремительно. Несмотря на трудности, государство считало своим долгом помогать науке. Так открытый в ЦАГИ в 1925 году Отдел испытания авиационных материалов и конструкций постепенно оснащался лучшими приборами мирового уровня для экспериментальной работы.
За десять лет своего развития ОИАМ ЦАГИ, также как и ряд других отделов, перерос в научно-исследовательский институт всесоюзного значения. Научный руководитель ВИАМ профессор Сидорин приводил своих студентов из МВТУ им. Н.Э. Баумана к себе на работу в научно-исследовательский центр с тем, чтобы они окончательно сделали выбор специальности. Самые талантливые, будущие доктора наук и академики выбирали для дальнейшей работы ВИАМ, потому что это был в их восприятии храм науки.
Пройдут годы и ученик Сидорина историк науки Николай Митрофанович Скляров докажет, что он закончил первую не только в Союзе, но и в мире кафедру металловедения, открытую в МВТУ им. Н.Э. Баумана по инициативе профессора Сидорина в 1929 году. Так советская наука лидировала по многим показателям, создавая крепкую основу для развития промышленности.
В 30-е годы научному руководителю ВИАМ Сидорину удалось разработать сталь хромансиль, не содержащую дорогостоящего молибдена. С конца 30-х годов у нас в стране из этой недорогой высокопрочной стали начали изготовлять основные детали в авиации и машиностроении. Но только в 50-е годы, сбив самолет в Корее, американцы увидели, что их сталь по качеству значительно уступает российской.
В 30-е годы, благодаря новым разработкам ВИАМ, был решен вопрос создания высокопрочной брони. Эту работу Сидорин доверил молодым специалистам Сергею Кишкину и Николаю Склярову. За полученный результат уже в начале Великой Отечественной войны они были удостоены Сталинской премии.
Однако настало время испытаний на прочность не только брони, но и людей, которые не вполне вписывались в новую схему жизни с неумолимой классовой борьбой и антирелигиозным пафосом строительства нового мира. Некоторые полагают, что только война спасла жизнь Туполеву, Сидорину, Стечкину и многим другим специалистам дореволюционной школы, без которых не смогли обойтись в годину испытаний.
Но были и потери невосполнимые. Так 1937 году на Соловках расстреляли Павла Флоренского, который занимался в то время проблемой получения йода из водорослей, столь необходимого для Красной Армии.
Спасти молодого Сергея Королева, любимого ученика Туполева по МВТУ, к счастью для страны, удалось. После долгих поисков его обнаружили на Колыме и взяли в шарашку Туполева, где работали на Победу.
В те годы и шарашка конструктора первых советских дизельных моторов Алексея Дмитриевича Чаромского получила некоторые послабления, когда по особому распоряжению Сталина надо было построить самый мощный в мире мотор для бомбардировщика дальнего радиуса действия.
В связи с этим конструктор Чаромский составил список из ста человек нужных ему для работы. Просматривая этот список, Главнокомандующий Сталин с подачи Лаврентия Берии остановился всего на нескольких именах. Так Сидорин был назначен главным металлургом 45 завода в Москве (ныне «Салют»), где в короткий срок ему удалось наладить серийный выпуск самого мощного в мире дизельного мотора АЧ-30Б, названного по имени конструктора. Советская наука и техника работали на прорыв.
После войны, руководя кафедрой материаловедения в МВТУ им. Н.Э. Баумана, которая выросла из кафедры металловедения, профессор Сидорин наладил связь своих аспирантов с газо-нефтедобывающей промышленностью, для которой под его руководством были созданы сплавы от МВУ-1 до МВТУ-6. Он полагал, что основная задача науки – заразить молодежь энтузиазмом и обеспечить промышленность самым совершенными разработками.
А.Т. Туманов, А.Н. Туполев, И.И. Сидорин на 30-летии ВИАМ, 1962 г.
А за что арестовали в 1938 году? На этот вопрос ответил в конце жизни Вячеслав Михайлович Молотов. В Беседе с писателем Феликсом Чуевым он заметил, что все эти Туполевы, Стечкины и другие были большой проблемой для власти, которую они не поддержали в силу своих крестьянских корней. Из этих слов крупного государственного руководителя как минимум явствует признание, что революция не была в полном смысле этого слова рабоче-крестьянской. Видимо, поэтому и коллективизация проходила с большим трудом. Однако путь, выбранный на индустриализацию страны, включая создание мощного конкурентно способного самолетостроения на металле отечественного производства, оказался единственно верным. Более того, возникло Русское экономическое чудо, благодаря которому мы одержали Победу.
В годы Великой Отечественной войны возникло подлинное единение народа. И дорогу к разрушенным во время Гражданской войны храмам стали протаптывать.
Россия, пройдя сквозь богоборчество, осталась с Богом. И теперь уже в этом ее главное отличие от пост-христианской Европы, куда нас не пустили и не пустят при любой экономической формации. Сильная Россия в мире, полным противоречий и конкуренции, нужна только ей самой.
Вместе с тем нельзя не заметить, что Русское экономическое чудо, возникшее в последнее предвоенное десятилетие сочеталось с вполне определенным отношением к сфере культуры. Так во всех средствах массовой информации, где сегодня царит сплошной гламур, в те годы прославляли людей труда. И коррупции, как известно, не было. По сути своей, осуществлялась мобилизационная модель экономики, которая помогла стране подняться после резкого изменения вектора развития.
____________
С 1955 года до конца своих дней один из создателей Русского экономического чуда Иван Иванович Сидорин неизменно жил в Пушкино на даче, построенной им в 20-е годы, с течением времени утепленной, с водопроводом собственной конструкции.
И.И. Сидорин в своем рабочем кабинете в Пушкине, 1952 г.
За это время им были разработаны и внедрены в производство новые высокопрочные сплавы, включая сплавы МВТУ-1 – МВТУ-6, созданы новые технологические процессы, написаны новые научные труды, проведена большая работа по изменению курса «металловедение» и превращение его во всеобъемлющий курс «материаловедение». Преподавание в МВТУ он оставил только абсолютно ослепнув, в возрасте восьмидесяти семи лет. Кафедрой руководил до 1972 года. Итогом многолетней работы кафедры стал новый учебник для вузов «Основы материаловедения».
Как зачинатель и виднейший деятель отечественного авиационного металловедения, он руководил многими общественными организациями союзного значения: Русским обществом испытания материалов, Всесоюзной ассоциацией испытания материалов, Секцией авиаматериалов АВИАВНИТО и Секцией металловедения НТО МАШПРОМ, был членом международной ассоциации испытания материалов.
− То ли это могучее здоровье, − удивлялись окружающие, − то ли могучий характер.
Иван Иванович говорил, что ничто не исчезает бесследно. И действительно, патриархальная московская жизнь с ее деревянными домами, палисадниками и садами постепенно переместилась в Подмосковье. Инженер Сидорин выбрал для себя и своей семьи Пушкино, на древнем Троицком пути, который идет от часовни Иверской Божией Матери у Вознесенских ворот Красной площади к Троице-Сергиевой лавре.
В том, что название села Пушкино связано с именем великого поэта, он никогда не сомневался. И оказался прав. Ныне при въезде в город Пушкино стоит памятник Григорию Пушке, прародителю рода Пушкиных, который жил в ХIV веке и, как подтвердили архивные источники, владел селом на берегу Учи. Более того, есть материалы, которые свидетельствуют о том, что Григорий Пушка – первый артиллерист России и участник Куликовской битвы.
Иван Иванович полагал, что с течением времени история в России станет одной из самых востребованных наук и будет связана с краеведением, ведь надо знать, где ты живешь. Обстоятельства сводили Ивана Ивановича и с теми, кто дорожил историческим прошлым, и с теми, кто был готов все перестроить на новый лад.
Однажды, гуляя в окрестностях Акулова поля, он встретил Маяковского с полной корзиной грибов, и обрадовался этой неожиданной встрече. Подумалось, что не каждый глашатай нового искусства приедет пожить на даче у реки, да еще в лес за грибами пойдет.
На Акуловой горе, неподалеку от дачи Румянцева, которую Маяковский снимал вместе с Лилей и Иосифом Бриками, находилась художественная и музыкальная трудовая колония имени Луначарского. А руководил этой колонией художник Евгений Камзолкин, создатель эмблемы «Серп и Молот», которая в те годы вошла в герб нашей страны. Трудовая колония разместилась на бывшей даче финансиста Берга, неподалеку от реки Учи.
Инженер Сидорин хорошо знал семейство Камзолкиных. С Василием Камзолкиным, двоюродным братом Евгения, он подружился еще в ИМТУ, будучи студентом химического факультета. Василий Камзолкин любил брата художника большой беззаветной любовью. Он скупал его картины. В дореволюционные годы это были русские пейзажи и картины из Египетского цикла (в то время художник состоял в обществе Леонардо да Винчи). А после революции на его картинах появились дети в пионерских галстуках по соседству с уходящей стариной. Изжить в себе дореволюционную закваску ни братья Камзолкины, ни инженер Сидорин так и не смогут до конца жизни.
Василий Петрович Камзолкин отличался какой-то особенной интеллигентностью. Однажды, уже будучи профессором, он шел по городу Пушкино с картиной брата под мышкой и с портфелем в руке. На него налетел залихватский парень, повалил с ног и, выхватив портфель, побежал прочь.
– Молодой человек, вы обронили кошелек! – закричал профессор Камзолкин ему вслед. Вор опешил. Вернулся назад, забрал свой кошелек и оставил портфель его владельцу.
– А картина совсем не пострадала, – с радостью говорил профессор Камзолкин.
Сегодня картины Евгения Камзолкина можно увидеть и в Третьяковской галерее, и в Краеведческом музее города Пушкино, причем вместе с его резьбой по дереву, а также в 1-й музыкальной школе, которой он щедро подарил для музыкальных занятий свою мастерскую.
Рядом с восстановленным из пепла домом-музеем Маяковского стоят огромные копии с картин другого художника Василия Чекрыгина. Это работы из цикла «Переселение людей в Космос», который был создан художником под впечатлением от книги философа Николая Федорова «Общее дело».
Василий Чекрыгин, первый иллюстратор Маяковского, летом 1922 года жил на даче неподалеку от Акуловой горы. В то лето, полное творческих планов, он погиб под поездом рядом со станцией Мамонтовка.
– Жили рядом на Акуловой горе, а с его работами я познакомился только в 1970-м году, благодаря каталогу художественной выставки, говорил Иван Иванович и добавлял: – Великий художник, хотя все просто. Черным углем по белому обозначен путь в Космос. А до него нашу землю прославил Петр Нестеров над Акуловым летным полем.
Счастье Иван Иванович понимал, как ощущение себя частью огромного мира, который обладает способностью постоянно расширяться. Может быть поэтому каждого нового человека он встречал с радостью и любил беседу, в ходе которой есть вероятность наткнуться на нечто новое.
В середине 50-х годов, видимо, как предвестник грядущих времен, в Пушкино появился русский эмигрант первой волны Владимир Александрович Бородин. Из России он уехал еще до Февральской революции и в конце концов оказался в Шанхае, где, открыв химический завод, стал миллионером. После Китайской революции надо было выбирать, куда ехать: в Россию, США, Бразилию или Австралию. Семья Бородиных выбрала Россию, потому что это – Родина, а также из-за благ социализма.
В Пушкино Владимир Александрович в возрасте шестидесяти лет устроился работать на завод ПЭМЗ. Но вместе с тем приходилось жить и старыми запасами. Продавали все, что удавалось, ведь семья была большой: старший сын Алексей, мечтающий о работе в театре, и три дочери-погодки.
Этих девочек Наташу, Таню и Машу, Иван Иванович вместе со своими внуками Наташей и Толей водил на прогулки в сосновый бор за ягодами и грибами. При этом он рассказывал, что лес называется Царь-Дар, поскольку был подарен царем благотворительным заведениям, и тянется этот лес до самой Троице-Сергиевой Лавры. А в самом Пушкино княгиня Наталья Борисовна Шаховская построила в Царь-Даре летнюю дачу для девочек- сирот из Общины сестер-милосердия «Утоли моя печали», названной так в честь чудотворной иконы. Все исчезло. Осталось слово Царь-Дар и название Общины сестер-милосердия «Утоли моя печали». Почему? По утверждению Ивана Ивановича, получалось так, что доброе дело бесследно не исчезает, хоть за слово да зацепится.
И.И. Сидорин. Работа в парнике
По весне Иван Иванович неизменно ходил на базар за анютиными глазками, потом, стоя на коленях, тщательно рыхлил землю и сажал цветы перед домом.
Осенью у него была другая забота − выкопать корни георгинов из земли, просушить их на последнем солнышке и убрать до весны в дощатый ящик, который за неимением другого места в доме, заваленного старыми вещами, ставился в столовой под портретом Льва Николаевича Толстого.
− Все эти вещи − мои старые друзья, − оправдывался Иван Иванович.
Было в нем что-то располагающее к общению. Случалось, даже незнакомые люди на улице подходили к нему с просьбой: «Профессор, объясните, пожалуйста…».
Но ничто не могло заставить Ивана Ивановича поступиться своими жизненными правилами. Случалось, старый знакомый, плотник Иван Семенович, приносил мешок известки и говорил, искушая:
− Купи, Иван Иванович, тебе нужно для сада.
− Нет, не куплю, − говорил Иван Иванович. Знал, что не из магазина.
На аналогичное предложение заасфальтировать дорожку к крыльцу, которая в дождливую погоду превращалась в стоячее болото, ответил:
− Я лучше себе новые калоши куплю.
А потом он объяснил внучатам, что с ворами дело иметь нельзя. Ни с большими, ни маленькими. Не должно быть с ними общей почвы.
− Больше всего на свете я ценю беседу, − говорил Иван Иванович на склоне лет. − Не только дела, но и слова остаются от жизни. Какое слово ни возьми, за ним целая история. По-русски «чай», а по-английски «tea». Почему? А все дело в том, что из разных китайских городов везли чай в Россию и в Англию. Или возьмем слово «шантрапа», французского происхождения. В переводе оно означает «поет слишком плохо». Возникло в период образования домашних театров, когда актеров набирали из крепостных. Встречаются слова с древним латинским корнем: «композитор», компрессор. Но есть и другие слова, исконно русские: такие, как слово «Мироколица». У них своя история, свой путь.
И.И. Сидорин с внучкой Наташей
Слушая музыку, Иван Иванович любил вспоминать, в каком приподнятом настроении возвращался он из театра домой в годы юности. Из его записей:
«Сегодня почему-то в моей памяти восстал целый ряд приятных ночных поездок по Москве, из театра домой. Когда идешь в театр, ничего подобного не чувствуешь, только боишься, как бы не опоздать …
Во-первых, надо сказать, что я живу в получасовом расстоянии от наших театров. И вот спектакль кончен, все валом движутся в коридоры, одеваются, теснота, давка …
Стоишь и ждешь, когда немного сойдет народу, а там, в полуосвещенном зале, раздаются еще буйные рукоплескания и кто-то пробует свой голос, орет во всю мочь имя артиста-фаворита. Наконец оденешься, выйдешь на улицу, но все еще тесно.
Все громко разговаривают; мороз приятно щекочет ноздри, повсюду раздаются крики извозчиков...
Пока идешь пешком, чтобы немного освежиться, размять уставшие от сидения ноги и в то же время согреться на этом морозе; затем нанимаешь какого-нибудь возницу; укутываешь ноги в меховую полость; по телу пробегает приятная дрожь; озябшая лошадь с радостью бросается бежать; от ветра приходится поднять воротник...
И вот начинают мелькать одна картина за другой. Все улицы ярко освещены, с неба смотрит месяц; дорога гладкая, как поверхность замерзшей реки. Прохожих немного, да и то все, по большей части, народ веселый. Сперва проходят перед глазами только одни магазины с огромными стеклами, у которых ходят какие-то широкие фигуры − это ночные сторожа. От яркого освещения фонарей видны все витрины: книги, картины, фотографии, платья, опять книги, опять фотографии, затем огромные магазины, изящный фарфор и так без конца. Но на это немного внимания обращаешь: в ушах еще звучат бессмертные мотивы Чайковского, Рубинштейна; еще стоят фигуры Виндексов, Татьян, нервы еще напряжены, и голова шумит. Не слышишь, как кричит какой-то пьяный, летящий на лихаче извозчике, не видишь, что освещение становится все тусклей и тусклей, не замечаешь, что вместо грандиозных домов с магазинами идут дворцы богатых буржуа, то изящно красивые, то нелепо огромные в виде казарм.
Представляешь себе, как бы ты спел на месте какого-нибудь артиста; вспоминаешь фразу за фразой, мотив за мотивом и переживаешь все снова.
А мороз свое дело знает и заставляет вспомнить и о нем; как ни кутайся, а все холодно, поскорей бы долой.
А картины меняются сами по себе: и дворцы сменяются большими новыми домами; кое-где горят еще огни, большинство же спят: да и то, правда, скоро час ночи.
А нервы и не думают отдыхать, и знаешь, что еще в постели, поудобнее закутавшись в одеяло, будешь еще раз вспоминать жесты и мимику любимых артистов и артисток, знаешь, что долго еще будет звучать этот симпатичный голос, для которого не жаль постоять у кассы добрый вечер и заплатить безумные деньги за билет.
Да вот и дом скоро.
− Эй, извозчик, сейчас через площадь за углом, налево, второй дом налево. − Быстро мелькает ряд знакомых столько лет домов. Распахиваешься и замерзшими руками достаешь кошелек, отсчитываешь деньги. − Вот к фонарю, налево, − говоришь извозчику, отдаешь деньги и звонишь дворнику.
За воротами слышится знакомый лай собаки, отворяется калитка и ты дома».
− Да, в моей памяти есть очень отрадные воспоминания, − рассказывал Иван Иванович. − Помню, как в Бутырке ночью на нарах один филолог прочел наизусть всю «Одиссею» Гомера. Так и до нас однажды доплыл Одиссей.
Муза, скажи мне о том многоопытном муже, который
Долго скитался с тех пор, как разрушил священную Трою,
Многих людей, города посетил и обычаи видел,
Много духом страдал на морях, о спасенье заботясь
Жизни своей и возврате в отчизну товарищей верных.
Все же при этом не спас он товарищей, как ни старался.
Собственным сами себя святотатством они погубили:
Съели, безумцы, коров Гелиоса Гиперионида.
Дня возвращенья домой навсегда их за это лишил он.
О Муза! Об этом и нам расскажи, начав с чего пожелаешь.
А я еще немного погуляю с вами и отправлюсь в свое дальнее путешествие.
Дом Сидориных в Пушкино
25 февраля 1978 года в день девяностолетия Ивана Ивановича в Пушкино приехала вся кафедра материаловедения МВТУ им. Н. Э. Баумана. На девяностолетнем юбилее своего учителя доктор технических наук Борис Николаевич Арзамасов, которому Иван Иванович передал созданную им кафедру, вспомнил такой эпизод.
− Ровно час Вы меня экзаменовали и поставили зачет. Я даже до сих пор помню вопрос, который Вы мне задали сверх программы, и на который я также дал Вам правильный ответ. Когда я вышел от Вас, студенты окружили меня и стали спрашивать: «Ну, как, прогнал?» − «Нет,− отвечаю, − сдал». –«Не может быть такого с первого захода. Покажи зачетную книжку». Пришлось ее показать. Сегодня я опять ее взял в руки, и оказалось, что это было ровно пятьдесят лет тому назад. Вы были строгим и требовательным, но справедливым.
Сергею Алексеевичу Герасимову (в будущем заведующему кафедрой) вспомнилось, как он долго не мог устроиться работать на кафедру. Иван Иванович назначал и откладывал встречу. Молодой специалист сидел в ожидании встречи в просторном холле кафедры перед огромным зеркалом и постепенно убеждался в своей догадке, что его проверяют на прочность.
Татьяне Всеволодовне Соловьевой, доценту кафедры, запомнился другой эпизод. Однажды Ивану Ивановичу подарили корзину с белыми каллами и нежными азалиями. Плетенная корзина с цветами стояла в кабинете ученого. И вдруг, к ужасу сотрудников кафедры, азалии пропали… Проведя расследование, они выяснили, что цветы выкопал сам Иван Иванович для дачи в Пушкине. У каждого свои слабости.
Среди многих поздравлений, полученных Иван Ивановичем в день девяностолетия, было одно, которое особенно живо напомнило ему молодость.
«Дорогой Иван Иванович!
В день Вашего славного юбилея Вам − зачинателю новой отрасли науки металловедения, Вам − инициатору и создателю ныне крупнейшего центра авиационных материалов. Вам − незабвенному учителю, воспитавшему три поколения специалистов, мы, сотрудники Вашего детища ВИАМа, выражаем свою глубокую признательность, любовь и уважение.
Пятьдесят лет тому назад Вы начали борьбу за прочность материалов, Вы много и плодотворно трудились над созданием мощных методов повышения долговечности металлов…
В выражении нашей глубокой благодарности слились воедино чувства и Ваших первых учеников первого выпуска первой в Союзе, и не только в Союзе, кафедры металловедения и многих других, многих сотен уже их учеников, для которых, как и для тех, кто последует за ними, Вы будете всегда оставаться первым учителем. Вы первым проложили пути авиационному материаловедению и дали материальную основу замечательному воздушному флоту. Великая армада воздушных лайнеров перевозит ныне свыше 100 миллионов пассажиров ежегодно. Металлические гиганты, поднимающие на борт сотни людей, разительно отличаются от первого цельнометаллического самолета, над которым Вы так усиленно работали вместе с Вашим другом А.Н. Туполевым в далекие 20-е годы...».
История науки, как говорил Иван Иванович, чрезвычайно интересна и поучительна. Человек работает и ему некогда оглянуться на пройденный путь. А потом наступает иное время, историческое. Время новых оценок, когда ученики становятся учителями.
Из воспоминаний профессора Герасима Герасимовича Мухина: «Вся атмосфера, окружавшая Ивана Ивановича Сидорина, была благом для сотрудников. Он, как маяк, проявлял качества интеллигента, выросшего и воспитанного на русской культуре. Общение с ним делало всех нас наследниками богатства духовной культуры, которым отличалась техническая интеллигенция России во все времена».
_____________
Иван Иванович Сидорин скончался 11 марта 1982 года на девяносто пятом году жизни в подмосковном Пушкине. Стараниями его учеников к 100-летию со дня рождения Учителя на деревянном доме из корабельной сосны, где он жил и работал, появилась мемориальная доска.
Лауреатом Государственной премии он стал посмертно в 1988 году – в связи с переизданием учебника «Материаловедение», который давно стал настольной книгой для всех, кто строит, изобретает и конструирует. Для пытливых умов, как говорил Иван Иванович.
Он похоронен на Даниловском кладбище рядом с часовенкой из речного камня известняка. Если напрячь зрение, на замшелом известняке в ясный солнечный день можно прочесть слова: «ПРИIМИ ДУХЪ СЪ МИРОМЪ». Они написаны его прародителями, крестьянами из села Жирошкино Бронницкого уезда.
Там и сегодня над водной гладью пруда шумят вековые ветлы, самые жизнестойкие деревья. Воткни веточку в землю, и она приживется. Туда всю свою жизнь собирался съездить Иван Иванович, чтобы посмотреть места, отыскать другую ветвь рода Сидориных, да в многотрудной жизни, когда эпоха врезалась в эпоху, как плуг в землю, времени не хватило. На его глазах и с его деятельным участием век сохи сменился веком выхода человека за пределы Земли.
Трудно отыскать в Жирошкине речку Устюшку, малый приток Москвы-реки. Эта речушка совсем заросла травой. Но остался родник, откуда люди берут воду.
− Это только нам кажется, что речки нет. А она есть, течет милая, − говорят старожилы.
Мемориальная доска на доме И.И. Сидорина
Книга Натальи Сидориной «Крылатый металл.Русский прорыв»
Поэт-летчик Григорий Калюжный, живущий в Пушкино, осмысливая историю Российской авиации, написал стихи:
Иван Иванович Сидорин –
Ученый, русский инженер,
В Стране Советской Божий воин,
Звезды Господней Кавалер.
Бог осенил его чело,
Его душа преград не знала.
Он Русь поставил на крыло
Из легкокрылого металла.
8 мая 2020 года в Государственном военно-историческом музее-заповеднике Прохоровское поле открывается экспозиция, посвященная учёным, внёсшим значительный вклад в Победу. Один из разделов посвящён Ивану Ивановичу Сидорину. За экспонатами приезжали в Пушкино к Сидориным. ___________________________________
Наталья Кирилловна Сидорина
Библиография
1. Андрей Николаевич Туполев: к 100-летия со дня рождения: грани дерзновенного творчества/[редкол.: Г.П. Свищев (пред.) и др.]. М.: Наука, 1988. 248 с.
2. Сидорина Н.К. Крылатый металл. Русский прорыв. М.: ВИАМ, 2017.220 с.
3. Каблов Е.Н., Петрова А.П. Сидорин Иван Иванович. М.: ВИАМ, 2008. 36 с.
4. Основатели научных школ Московского государственного технического университета имени Н.Э. Баумана: краткие очерки. М.: Изд-во МГТУ им. Н.Э. Баумана, 1995. 632 с.
5. Скляров Н.М. Путь длиною в 70 лет: от древесины до суперматериалов М.: МИСиС – ВИАМ, 2002. 487 с.
6. Фридляндер И.Н. Беру на себя ответственность // Военно-промышленный курьер ВПК, 10 / 2008, 6 с.
7. Чуев Ф. И. Сто сорок бесед с Молотовым. М.: Терра, 1991. 620 с.
Комментарии 3