Про парк, который стал «Березовой рощей»

«АННЕНГОФ» НА КУДРИНКЕ, ИЛИ ТАЙНЫ ДВОРЯНСКОЙ УСАДЬБЫ

Аннегоф (нем. Annenhof) — «двор Анны»

…«В парке „Березовая роща“ на Кудринке вовсю идут работы»; «нет, это не финиш» — такие фразы мелькают в репортажах Пушкинского телевидения и выступлениях наших «верхов». Словом, налицо «забота» о роще-куще.

Может, это все и неплохо.
Только вот (по «зловредности»), заметим: все-таки, парк — это одно, а роща — это, вроде, что-то другое. И хотя многое в их сути перекликается, есть и некоторая разница.
Заглянем в Толковый словарь В. И. Даля.
Вот, «парк» (от латинского parcus — «огороженное место) — «чистая роща, с дорожками, под уходом, для гулянья, а иногда для содержанья дичи; обычно огораживается». А «роща» — это уже «пуща, заповедный лес, заказник, ращеный или береженый лес; чисто содержимый лесок, парк; вообще небольшой, близкий к жилью лиственный (нехвойный) лесок».

Ну и как?..
Ладно, допустим, у нас «Парк имени Рощи», или «Роща имени Парка».
Бог с ним.

   Вот перед нами план кудринского парка, датированный давними годами.

Рис. 1. План парка на Кудринке (в насаждении — только липа!).

Из архива первого кудринского краеведа Л. Н. Капшуковой.

А теперь взглянем на «случайно» оказавшиеся под рукой современные проекты нашей рощи-парка.

Рис. 2. Проект планировки территории парка на Кудринке. Источник: Интернет

Рис. 3. Генплан комплексного благоустройства парка «Березовая роща». Источник: Интернет

   И чего только в этом «ращеном-береженом лесу» нет: и воркауты тебе (это, по-простому — спортплощадки), и веревочный, опять же, парк, и барбекю (жаровня-шашлычница, то есть), и «резиновое покрытие площадок»… — словом, чудо какое-то рукотворное. А уж фонарей — не счесть (парк «офонарел»?)…   

Оно, конечно, и затраты: то ли двадцать, то ли тридцать миллионов — не шутка!
Так ведь и площадь — ого-го!: аж двадцать две с половиной тыщи квадратных метров! (По-другому, это, однако, лишь 2,5 гектара).   

А вот, скажем, граф Шереметьев в своем знаменитом Кускове имел такой красивый, «французский» регулярный парк (до сих пор сохранился, можно посмотреть), площадью, правда, поболе — в тридцать гектаров. И тратил на него в конце славного XVIII в. ни много ни мало, а — 16 499 рублей. Это, по нынешнему курсу, где-то за 16 миллионов потянет. То есть чуть больше пятисот тысяч за гектар, за два с половиной — соответственно…
Только где теперь граф? Да и воркаутов бесценных тогда знать не знали, гоняли во всякие крикеты там, или еще чего.
А нынешние утехи, они, болезные, денежек немалых стоят!.. 

* * *

История про Екатерину II и вельможу Протасова

   Наша Кудринка (правильно Кудрино) издавна располагалась недалеко от села Пушкино, чуть в стороне, к западу от него. И где-то в 1760-х гг. ее владельцем стал Григорий Григорьевич Протасов…

Рис. 4. Село «Никольское, Кудрино тож» на межевом плане Богородского уезда Московской губернии. Вторая половина XVIII в.

…А в 1775 г. Екатерине II пошел сорок седьмой год.
Императрица была в расцвете сил, и вот, роскошными майскими днями она собралась в поход к Троице. В старинной книге читаем: «Императрица Екатерина II, вместо отдыха от дел государственных, в 1775 г. предприняла путешествие в Сергиево-Троицкую Лавру, в сопровождении всего своего Дома, со многими придворными и иностранными министрами»…

Рис. 5. «Екатерина II, путешествующая в своем государстве». Худ. Ф. де Мейс, 1787—1788 гг.

  Надо сказать, то было не просто путешествие, а поход «по делу»: первая супруга сына Государыни — в то время Великого князя Павла I, Наталья Алексеевна, урожденная принцесса Августа-Вильгельмина-Луиза Гессен-Дармштадская, — никак не могла забеременеть. И потому, думая о престолонаследии, Екатерина решила за помощью обратиться к Богу, посетить знаменитый монастырь. Казалось, все шло на лад, после посещения лавры Императрица отписывала своему корреспонденту: мол, моления наши услышаны, «великая княгиня беременна и здоровье ее, кажется, укрепилось». Действительность же оказалась весьма печальной — в апреле следующего года во время родов Наталья Алексеевна скончалась; среди простого народа ходили толки, что великая княгиня умерла «не своею смертью», а что ее «господа испортили»…
Но это случилось потом. А пока Императрица со свитой, в понедельник, 18 мая 1775 г. выходит из Первопрестольной в неблизкий поход.   

…Дворцовый «Камер-фурьерский церемониальный журнал» того времени сохранил ценные протокольные записи.
Вот они.
«По прибытии за Сухареву башню, господин обер-полицмейстер, с его команды офицерами, остановился, а вступила в шествие пред каретою команда козаков, в числе 64-х человек, при их начальнике, и Высочайшее шествие продолжилось от Москвы через 13 верст до села Тайнинского, куда прибыть изволили Ее Величество и Их Высочества в половине 8-го часа. И по прибытии у крыльца встречены господином гофмаршалом, при чем находился с поднесением хлеба и соли тамошний управитель с жителями того села. Стоящая ж рота лейб-гвардии Измайловского полка отдавала честь ружьем, с уклонением знамени, при игрании музыки с барабанным боем. По Высочайшем прибытии в покои, соизволили Ее Величество и Их Высочества с кавалерами забавляться в карты до 9-го часа вечера, по сем отбыв в пребывающие свои покои. Вечернее кушанье кушали в столовой комнате находящиеся в свите персоны, також и бывшие в том селе Тайнинском при команде гвардии офицеры».   

Во вторник, 19 мая, «после стола, Ее Величество с кавалерами соизволила забавляться в карты, и в то время для увеселения собраны были как того села Тайнинского, так и по близости оного, из села ж Медведкова… — крестьянские жены и их дочери, и пели разные русские песни и плясали хороводом против Дворца. По полудни в начале 5-го часа Ее Императорское Величество и Их Императорские Высочества со всею своею свитою соизволили из села Тайнинского предприять шествие в каретах в деревню Куракино,.. расстоянием от села Тайнинского в 11-ти верстах, а от большой дороги в сторону на полверсты…».   

   По дороге Государыня шествовала по растеленным крестьянами окрестных сел и деревень холстам, при этом жалуя селян серебряными рублями из своих рук.
А вот в среду, 20 мая, «по утру, в половине 9-го часа, из помянутой деревни Куракиной Ее Императорское Величество соизволила предприять отсутствие в каретах, в село Братовщино и, как прибыв на большую дорогу, то соизволила из кареты выдти и следовать пешком до села Пушкина, расстоянием от Куракиной 4 версты; по сторонам шли 4 человека кавалергардов с их капралом, и, не дошед села Пушкина, [Императрица] соизволила иметь отдохновение с четверть часа. По сем Ее Императорское Величество от того же села Пушкина соизволила следовать пешком же до деревни Протасовой (так, по имени ее владельца, придворный хроникер назвал тогдашнюю Кудринку. — И.П.), а от Пушкина расстоянием 2 версты, всего перешествия пешком 6-ть верст».   

…И вот, подзадержавшись у овражка и полюбовавшись на чудный пейзаж, открывавшийся с крутого правого берега речки Учи (это событие сохранилось в имени оврага — «Катин»), Государыня шествует в «деревню Протасова», т. е. на Кудринку, к своему давнему знакомцу и придворному, камергеру Григорию Григорьевичу Протасову.   

   Но здесь, у своего наперсника, Екатерина надолго не задержалась и незамедлительно проследовала дальше: «В село Братовщино Ее Императорское Величество и Их Императорские Высочества соизволили прибыть пред полуднем, в исходе 11-го часа… По вступлении в покои соизволили несколько времени продолжать в разговорах. По сем, обеденное кушанье Ее Императорское Величество с Их Императорскими Высочествами и с прочими персонами соизволила кушать в зале, в 38 персонах»…
Почему императрица даже не отобедала, или хотя бы отметилась чаепитием на Кудринке, — пока загадка.   

А обратимся-ка к личности самого Г. Г. Протасова.
…Отставной поручик Преображенского полка и родственник близких Екатерине братьев Орловых, он был на двенадцать лет младше Государыни. А та, памятуя его заслуги в деле «освобождения» от своего супруга, Петра III, не оставляла его своими милостями, начиная с переворота 1762 г.: Протасов был пожалован камер-юнкером и действительным камергером, назначен президентом Главного магистрата Москвы, потом — сенатором. Но, получив в 1777 г. орден Св. Анны («голштинская игрушка» Павла I, наследника Екатерины, которая дозволяла тому жаловать этим «орденком» российских сановников от его имени, но — «по собственному выбору». Еще заметим, «Анна», как мы убедимся далее, для Г. Протасова всегда означало что-то мистическое, если не роковое), через два года он был «уволен со всех должностей» и скончался в 1784 г., в сорокачетырехлетнем возрасте, правда, уже в чине тайного советника…

Рис. 6. Герб рода Протасовых. Источник: Интернет

   И еще такие подробности из жизни нашего героя.
В екатерининском перевороте 1762 г. Протасов был далеко не на первых ролях: туда он был вовлечен братьями Орловыми, с которыми состоял в дальнем родстве. Но все же за это деяние ему сразу была дадена чуть не тысяча крестьянских душ. А еще он стал владельцем нашей Кудринки.   

   И хоть незавидна была поначалу доставшаяся ему то ли деревенька, то ли сельцо Кудрино — «владение двора Ея Императорского Величества действительного камергера, сенатора Григория Григорьевича Протасова: пашня — 59 д[есятин] 1006 с[ажен], сенной покос — 44 д[есятины] 1089 с[сажен], лес — 38 д[есятин] 1744 с[ажен], селение — 4 д[есятин] 1860 с[ажен], мельница — 309 с[ажен], дороги — 2 д[есятины], реч[ка] — 3 д[есятины] 348 с[ажен], всего — 152 д[есятины] 1557 с[ажен]; душ [мужских] 5», — вскоре новый владелец населил ее «вновь перевезенными из других его вотчин крестьянами — около 40 дворов, в них душ с дворовыми людьми мужеска [пола] — 147, женска [пола] — 138».

Рис. 7. Село «Никольское, Кудрино тож». Масштабированный рисунок с плана дач Генерального межевания второй половины XVIII в. Из книги В. Е. Коршуна «Пушкинские древности: сохраним прошлое для будущего» (М., 2015)

   Казалось, живи, да радуйся!..
Но судьба уготовила преуспевающему, в общем, вельможе, суровое испытание.
Протасов влюбился!
Его возлюбленная, красавица, княжна Анна Борисовна, происходила из знатного рода Юсуповых и, несомненно, ответила взаимностью видному тридцатилетнему камергеру. В 1771 г. сыграли свадьбу…   

   А время было непростое.
В Москве вовсю бушевала чума — моровая язва.
Как сообщала пространная книга «Описание моровой язвы, бывшей в столичном городе Москве с 1770 по 1772 гг." (М., 1775), в августе того же 1771 г. «из многочисленных примеров только один упомянуть за надобное почитаем: лежащее по Троицкой дороге государево село Пушкино от того только заразилось и почти все померло, — что один мужик из Рогожской Ямской слободы после умерших привез туда жене своей кокошник…».   

   Трудно сказать, где в это время состоялось бракосочетание. Вряд ли в Первопрестольной. Да и на Кудринке — тоже вряд ли. Не было здесь церкви.
Скорее всего, венчание было в родовом селе князей Юсуповых — Спасском-Котове (на Клязьме, в районе нынешних Водников, что по Савеловской железной дороге). Вполне может быть, что там же и прожили молодые свои первые счастливые месяцы. (Кстати, от Кудринки, имения Протасова — Котово находилось, всего ничего, каких-нибудь в двадцати-тридцати верстах).   

Тут ненамного отвлечемся.
…Вообще, Юсуповы принадлежали к одному из древнейших дворянских родов России, ведущему свое начало от легендарного пророка Мухаммеда (VI в.). Имена их предков встречаются на страницах «Тысячи и одной ночи», в сказках Шахерезады; они были эмирами, калифами и султанами на всем древнем Востоке, от Египта до Индии. К тому же, как уверяют, Юсуповы были богаче самих Романовых.

Рис. 8. Герб князей Юсуповых

Так вот.
Бытовало в княжеской фамилии страшное предание — дескать, когда соплеменники прознали, что наследники славного рода отказались от магометанства и приняли православие, то шибко разъярились и, принеся соответствующие дары, упросили великую степную колдунью наложить проклятие на всех Юсуповых. И поэтому в каждом поколении из мужчин лишь один доживал до двадцати шести лет…  

   Так это, или не так (говорят, что имело место наследственная болезнь, касавшаяся князей-мужчин), но и княжна Анна Борисовна Юсупова, обвенчавшись с Протасовым, всего через год после свадьбы родами… умерла. 

 
   И опять загадка.
Схоронили княжну в 1772 г. в ее родовой усадьбе, селе Спасское-Котово, в церкви Спаса Нерукотворного Образа, северном приделе Владимирской иконы Божьей Матери храма Спаса Нерукотворного Образа, где возле левого клироса под полом был устроен склеп.

Рис. 9. Спасская в селе Котове церковь. Источник: Интернет

   А над местом ее вечного упокоения, где позже захоронили и мать Анны, княгиню Ирину Михайловну Юсупову, были положены чугунные плиты и поставлена мраморная урна.
Плиты уцелели.

Рис. 10. Могильные плиты над захоронениями А. Б. Протасовой (слева) и И. М. Юсуповой. Фото священника Спасской в с. Котове церкви о. Алексия (Лунева)

   Да вот только разобрать полностью, что написано над прахом княжны, не удалось.
Правда, тамошние знатоки прочли следующее: «Здесь погребено тело супруги / действительнаго… / Григория Григорьевича / ПРОТАСОВА / Анны Борисовны / урожденной княжны Юсуповой / родилась апреля 22 дня 1747 года / скончалась… 15 дня 1772 года / будучи 26-ти лет». (Вот оно, роковое для Юсуповых число: неужто и Анну настигла «мужская кара»?). Но ведь в 1772 г. княжне, если она родилась в 1747 г., никак не могло быть двадцать шесть лет!..
Вдобавок, по другим источникам, Анна Борисовна Юсупова родилась в 1749 г. Тогда к замужеству она была сравнительно молодой девицей. (С другой стороны, проскакивает и такая дата ее рождения: 1743 г., с датой смерти 15.02.1772 г. — это уж, извините, для той поры — «старая дева»).
Однако, загадка на загадке!..   

   Как бы то ни было, наш Григорий Григорьевич Протасов, владелец тогдашней Кудринки, остался без верной подруги.
Видно, безутешен был действительный камергер и статский советник. И решил он посвятить свою жизнь памяти усопшей супруги, увековечить ее в облике… собственной усадьбы!
Потому-то, наверно, и не шибко приветил он государыню Екатерину, навестившую Кудринку, когда Григорий Протасов все еще пребывал в печали и был занят трудами праведными… 

* * *

Сады екатерининских времен

   Многие, наверное, слышали про Анненгоф в Санкт-Петербурге, выстроенный в 1710 г. для старшей дочери Петра I, Анны (1708–1728). Или взять московский Анненгоф — дворцовую усадьбу императрицы Анны Иоанновны (1693–1740) в Лефортово, возведенную Б. Растрелли в 1730–31 гг. Вот, может быть, и протасовская усадьба на Кудринке — это тоже памятник жене владельца поместья, княжне Анне…   

   Почему бы и нет?
Смотрите, ведь в том же, горестном для Г. Г. Протасова 1772 г., действительный камергер и президент Главного Магистрата восьмого июля подает в Московскую Духовную Консисторию прошение. В котором поясняет, что, поскольку «сельцо и деревня его в приход никуда еще не приписаны», то желает он перенести в сельцо Кудрино церковь из села Звягино. А поскольку церквушка та была весьма ветха, вместо нее — построить в своей усадьбе новую «каменную во имя святителя Николая с приделами: первым — святителей Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоустого; вторым — Успения св. Анны, матери Пресв. Богородицы…». (Понятно, что первый означенный придел — это в честь себя, любимого; а одноименный второй — память об усопшей супруге Протасова. Все это как бы символизирует единение душ супругов в горнем свете).
Вскорости, 5 августа, Протасову было разрешено «строить в Кудрине каменную трехпрестольную церковь, и временно, до устроения каменной, перенести сюда деревянную из Звягина».
Но, как и многое другое, связанное с личностью нашего героя, судьба храма оказалась незавидной. В Кудрино хоть и перевезли звягинскую Сретенскую церковь, переименовав ее в Никольскую (и стало село прозываться «Никольское, Кудрино тож»), простояла она недолго, где-то тридцать с небольшим лет. Говорят, в начале XIX в. она погорела.
А вот нового каменного храма с приделом св. Анны — так и не случилось… 

* * *

…До того, изначальные владельцы Кудринки, — а среди них и царь-государь, и Троице-Сергиев монастырь, и родовитые дворяне: дьяк Разбойного приказа Никита Посников, дипломат и один из созидателей русского флота Герасим Дохтуров с сыном, кавалергардом Петром Дохтуровым, — особо и не занимались благоустройством своей вотчины. Да и времени у пожизненных государевых слуг просто не было: отпуска им давались редко, а жили они больше по своим московским дворам. Поэтому пожалованные загородные усадьбы для большинства их хозяев были скорей источником того самого «жалованья», т. е. средством пропитания и проживания; навещали же их весьма редко, для охоты или еще какого «баловства». 

   Коренным образом ситуация изменилась, начиная с 18 февраля 1762 г., когда императором Петром III был обнародован манифест «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству» (коротко, «Манифест о вольности дворянству»), согласно которому для «благородного сословия» — нет уже «той необходимости в принуждении к службе, какая до сего времени потребна была»… Теперь дворяне освобождались от обязательной государственной и военной службы и действительно почувствовали себя «вольно». А вот крестьяне, до того бывшие «прилагательными» к государевой службе, теперь стали попросту дармовой силой своих хозяев.
Конечно же, «вольные птицы», отставные царские слуги, тут же переселились в свои поместья и зажили новой жизнью. (Хорошо это все, или плохо — другой вопрос; некоторые историки считают даже, что «освобождение» дворян изрядно подорвало основы Русской государственности)…

 
   Как бы то ни было, во второй половине XVIII в. возник тот самый феномен русской усадебной культуры и сама фигура вальяжного помещика-барина как особого социального типа.
Кстати, Екатериной II в. 1771 г. был подготовлен другой проект (ставший основой «Жалованной грамоты дворянству» 1785 г.), по которому дворяне могли заниматься еще и… «бизнесом»: «Благородным дозволяется иметь фабрики и заводы по деревням. Благородным дозволяется в вотчинах их заводить местечки и в них торги и ярмонки. …Им не запрещается иметь или заводить фабрики, рукоделия и всякие заводы»… 

   В общем, начиная с 1770-х гг., бывшие государевы слуги (а теперь просто «элита») начинают рьяно обустраивать и всяко украшать свои усадьбы, строить в них храмы и создавать различные садово-парковые «затеи».
Правда, некоторые подмосковные благоустраивались и раньше, особенно это относится к периоду царствования Елизаветы Петровны (1709—1761 гг.). Но об этом чуть позже. 

   А пока, со второй половины XVIII в. и вплоть до середины следующего века, следует славная эпоха расцвета барских усадеб (некоторые из них блистали и позже, но все же где-то в 60-х гг. позапрошлого века дворянские гнезда стали увядать)… 

* * *

   Если же вернуться немного назад, скажем к Петровским временам, поместья служилых дворян (которые они, если навещали, то изредка) выглядели весьма скромно.
Как правило, у скромной церквушки располагались «хоромные строения», иногда «о двух жильях». Стены покоев-комнат бывали выбелены и обтянуты полотном, двери раскрашены, окна — со стеклянными и волоковыми окончинами. Из мебели — простые, либо обитые кожей стулья, лавки «с опушами», столы, складная кровать, поставцы, шкаф. Покои украшали обязательные иконы да гравированные «фряжские листы». При хоромах располагалась непременная баня-«мыльня»; во дворе находились конюшня, скотный двор, птичник, копаные пруды, сад с огородом, иногда — скромный цветничок. Село обычно окружала березовая роща.
Словом, тогда в загородных усадьбах, как говорят, «утилитарные функции преобладали над представительскими». То есть главным было получение какого-никакого дохода… 

   А вот когда дворяне, освободившись от государевой повинности, разъехались по своим вотчинам и «отвлеклись» на хозяйство, усадьбы, как их место пребывания, приобрели иное, немаловажное представительское значение. Устройство поместья, его внешний вид стали вопросом личного престижа владельца, его авторитета среди себе подобных, и не только. 

   Что же представляли собой «новые» усадьбы?
…Конечно же, их хозяева следовали определенным канонам и принятым культурным традициям и обычаям (образцом для подражания в первую очередь служили, конечно же, царские резиденции и столичные «затеи»). Но все зависело от состояния помещика, умения его служителей, художников, строителей и архитекторов; немаловажным был и характер местных природных условий, наконец, личные вкус и пристрастия. И то внимание, которое уделялось облику дворянской усадьбы, созданию садов и парков, предметам гордости владельцев, одновременно отвечало не только богатству вотчинников, но и отражало уровень культурного и духовного развития, их представлений о прекрасном. В ту пору и появились знаменитые русские усадьбы с шедеврами садово-парковой архитектуры, коими мы восторгаемся до сих пор… 

  Что касается архитектуры и обстановки провинциальных помещичьих домов, то часто это были «хоромы», выкрашенные серой краской с четырьмя белыми крашеными или оштукатуренными колоннами, в окружении зелени кустов, с липовыми или березовыми аллеями. Помните, в «Евгении Онегине» у Пушкина: «Господский дом уединенный, / Горой от ветров огражденный, / Стоял над речкою. Вдали / Пред ним пестрели и цвели / Луга и нивы золотые». Войдя вслед за пушкинским героем в барский особняк, мы видим: «Везде высокие покои, / В гостиной штофные обои, / Царей портреты на стенах / И печи в пестрых изразцах»…

 

Рис. 11. Старый помещичий дом. Источник: Интернет

Рис. 12. Усадебный дом князей Юсуповых в Спасском-Котове. Архивное фото. Источник: Интернет

Рис. 13. Усадебный дом в деревне. Архивное фото. Источник: Интернет

Рис. 14. Типичный усадебный барский дом XVIII—XIX вв. Источник: Интернет

   Конечно, если позволял «материальный ресурс», строились огромные каменные дворцы, на чаще то были скромные деревянные дома в один-два этажа. Расположение комнат в них, убранство, набор и расстановка мебели были одинаково-«стандартным» для большинства владельцев. Близ господского дома возводились флигели, бани, избы для прислуги, птичники, скотные дворы и конюшни.   

   И, что немаловажно, почти везде помещик пытался создать свою «созидательную программу», свое видение мироустройства. С Божественным миром, с прошлым и будущим объединяли усадьбу церковь и кладбище; взрощенный сад или парк с видами на реку, лес и луг отвечали взаимодействию человека и Природы; наконец, сам барский дом вкупе с крестьянскими избами и службами олицетворяли насущную повседневность, бытие…  

   Теперь об усадебных садах-парках.
Поначалу в XVIII в. здесь преобладала уже бытовавшая традиция разбивки модных регулярных («правильных», или «французских») садов с искусственно созданными рвами и террасами, каналами и каскадами, фонтанами и прудами с геометрически четкими очертаниями. Все это, вместе с зелеными насаждениями, отдельными кустарниками и деревьями, куртинами, крытыми дорогами («берсо»), амфитеатрами — превращало изначально ровную, плоскую местность в настоящее произведение, как сейчас говорят, ландшафтной архитектуры.

Рис. 15. Летний дворец и регулярный парк в Петербурге. Гравюра А. Ф. Зубова, 1716 г.

Рис. 16. План усадьбы «Белкино» с регулярным парком в Обнинске. Источник: Интернет

Рис. 17. Регулярный парк в московском Кусково. Источник: Интернет

   А основой планировки регулярного, «правильного» сада были «прямоугольно-диагональные перспективы», аллеи-дорожки с главной центральной осью, указующей на усадебный дом-дворец. Да и сам парк являлся как бы продолжением парадных дворцовых покоев под открытым небом и служил «богатою рамою великолепному дому, составляющему картину оной»…   

   Вот и в нашем крае таких «правильных» парков, — точнее, того, что от них осталось, — наверное, не один десяток: в царской усадьбе Братовщине, Алешине, Калистове, Костине-Костентинкове, Мальце-Бродове, Нагорном, Цареве (см.: В. Е. Коршун. Пушкинские древности… М., 2015). Впечатляющим примером служит Братовщина. Здесь, «после возвращения из Троицкого похода 25 октября 1749 г., императрица Елизавета Петровна распорядилась…разбить у дворца регулярный сад с цветниками, дорогами, лестницами, галереями и беседками… <…> Работы по обустройству усадьбы были поручены архитектору В. С. Обухову, планировка сада — „измайловских садов садовнику Филиппу Перминову“. <…> При дворце на трех террасах был разбит сад с регулярной планировкой аллей и боскетов (загущенных групп деревьев или кустарников. — И.П.). Для удобства спуска с террас было установлено восемь каменных лестниц. В саду располагалась галерея. <…> В центре парка напротив друг друга располагались две однотипные беседки. <…> Террасный ландшафт парка тех времен фрагментарно сохранился до сих пор» (Коршун В.Е., прот. А. Крашенинников. Дворцовая Воздвиженская волость и окрестности. М., 2017).

Рис. 18. План дворцового парка в с. Братовщине. Из книги: Коршун В.Е., протоиерей А. Крашенинников. Дворцовая Воздвиженская волость и окрестности. М., 2017

   Нередко осевая линия, соединяющая усадебный дом и парк, была ориентирована в направлении «север-юг». Центральная, подъездная (часто липовая) аллея, напрямки выводившая к фасаду господского «дворца», далее «сквозила» через вестибюль и парадные помещения и по обрывистому берегу спускалась к реке, словно теряясь в бескрайней перспективе полей и лесов.  

   Заметим, обычным, если не заурядным элементом усадебных садов и парков становятся липовые аллеи (у нас, по В. Е. Коршуну, — в Курове, Папертниках, Старом Селе / Старом Веденском, Тишкове); вообще, в парках того времени липа была преобладающей породой («сады» в Воронино, Грибове, Копнине, Могильцах, Софрине-Сафарине). Липу же, учитывая ее живучесть, поначалу нещадно уродовали, подстригали, придавая ей опять же «правильные» формы — не только шарообразную либо кубическую крону, но и нечто «звероподобное» в виде различных животных.   

   Впрочем, использовались и другие, местные породы: те же сосны (по преданию, даже в питерском Удельном парке сохранялась сосна, посаженная еще Петром I), ели, можжевельник, березы. Не в диковинку были лиственницы, пихты. Иноземные деревья у нас не приживались. А вот среди «изгоев» — было «предательское» древо, осина!..   

   Еще бытовал такой способ посадки деревьев, как «кинконс» — это когда саженцы высаживали на открытом пространстве в шахматном порядке, что обеспечивало видимость по диагонали между стволами. По одной линии стригли и кроны, стволы же внизу оставались «голыми». (Эта «затея» в регулярным парках была известна еще со времен Древнего Рима!)…
Но уже наступала другая эпоха. Время пейзажных, «натуральных» парков… 

* * *

  Это время иногда называют «радикальным переворотом в садово-парковом искусстве», сравнимым с нововведениями Петра I.
Уже в 1762 г., сразу после своего воцарения, Екатерина II распоряжается временно прекратить все работы в регулярном Новом саду в Царском Селе. Было дано задание смягчить геометрические очертания насаждений, прекратить стрижку деревьев: «В старом и новоразведенном садах шпалернику и штамбованных дерев не подрезывать, кроме средней дороги от двора к Эрмитажу, оную только с боков подстригать». А «правильной формы» газоны превращаются в обширные луга…

 

Рис. 19. Усадьба в с. Гребнево (ныне Щелковский р-н). Источник: Интернет

Рис. 20. Царское Село на карте 1844 г. Источник: Интернет

Рис. 21. Царскосельский парк. Худ А. Е. Мартынов. Нач. ХХ в.

Рис. 22. Москва. Парк в Петровско-Разумовском (ныне — Тимирязевская академия). Старинная открытка. Источник: Интернет

   Но, хотя парки постепенно начинают отходить от строгой «геометрии», они еще сравнительно долго сохраняли свои прямоугольные очертания и планировку, никак не связанную с рельефом местности и окружающей природой. Пока новые пейзажные, «натуральные» сады и парки только дополняют «правильные», регулярные насаждения; а продолжающие жить усадебные аллеи, где нашу липу стричь прекратили, принимают все более естественный вид. И те из них, которые дошли до наших дней, кажутся обрамленными липами, выросшими «как положено» (это, конечно, если не обращать внимания на канделяброобразные, кустистые кроны — свидетельства их «фигурной» жизни).
Все же пока, во второй половине — конце XVIII в., новые пейзажные парки как бы унаследуют старую планировочную основу, хотя и в значительно ослабленном виде.   

   Обратим внимание и на такие детали.
При разбивке «натуральных», природных парков активно используются традиционные для Руси лучевые просеки — прямое наследие старинных охот и «ловов» вкупе с усадебными зверинцами давних лет.   

   А вновь посаженные рукотворные, или «взятые в оборот», рощи и кущи, чередуясь с живописными лужайками-луговинами (часто на бывшей пашне) вполне удовлетворяют взыскательный вкус, радуя своим видом глаза барина, его гостей и приближенных. При этом, как по замыслу устроителей, так и по самой сути русской природы, вновь созданные пейзажи навевали чувство светлой грусти, отрешенности от суетности дня сегодняшнего и сожаления о былом…

Рис. 23. Дача в парке. Худ. С. Ф. Галактионов. Сер. XIX в.

   Не забудем, конечно, что быстрому обновлению внешнего вида усадеб немало поспособствовали использование подневольного труда крепостных и смена натурального хозяйства на производительное, благодаря чему в поместьях появился значительный материальный ресурс.
Как бы то ни было, садово-парковая архитектура пошла на «сотворчество с природой».

Рис. 24. В парке. Худ. И. И. Шишкин. Кон. XIX в.

   И тут, вместе с утверждающимся господством романтических веяний, навеянных самой природой, возникает еще одно любопытное явление в русском усадебном строительстве. Здесь возводятся постройки в национально-романическом («псевдоготическом») стиле — вспомним, например, то же Царское Село, или дворцовый ансамбль в Царицыно. Вот и в барских подмосковных строятся «готические» службы, скотные и конные дворы из красного кирпича в сочетании с белым камнем — прием, также применявшийся у нас издавна.

Рис. 25. «Готика» в Царском Селе. Источник: Интернет

Рис. 26. Царицынская «готика». Источник: Интернет 

   Пейзажный парк, романтика, сентиментальность, «готика»… Отсюда — один шаг до «памятных», мемориальных рощ и парков с фамильными мавзолеями. 

К этому мы еще вернемся, а пока вот что.
Уже во второй половине все того же XVIII в. очередной «трудовой» страницей истории барских усадеб стало появление в них всяческих… заводов и фабрик (в основном текстильных и бумажных)… 

* * *

   А в следующем очерке мы опять вернемся к усадьбе и «Аннинскому» парку Г. Г. Протасова на Кудринке…

(Продолжение-окончание следует)
 

И. Б. Прокуронов,
кандидат географических наук