За гранью добра и зла

   Публикация материалов журналистского расследования председателя Совета пушкинского общества краеведов, Василия Панченкова, приурочена  к 100-летию расстрела царской семьи, которое отмечается как раз сегодня.

   Будучи в г. Екатеринбурге в служебной командировке, несколько часов свободного времени решил посвятить обзорной экскурсии по городу. Когда автобус проезжал мимо старого городского Ивановского кладбища, экскурсовод сообщила, что здесь похоронены участники расстрела царской семьи.

— При жизни они были подлинные герои. На праздники и особенно на очередную годовщину Октябрьской революции охотно выступали в школах, институтах, трудовых и воинских коллективах. На встречах с молодёжью рассказывали, как устанавливали Советскую власть в Екатеринбурге и на Урале. При этом некоторые не особенно скрывали свою непосредственную причастность к расстрелу царской семьи. Теперь, конечно, такого почитания к этим людям нет, а их могилы стали своего рода местной достопримечательностью, — доверчиво рассказала она.

   Кладбищенская ограда давно уже осталась позади, стремительно менялся пейзаж за окнами автобуса, но слова экскурсовода о могилах цареубийц занозой застряли в памяти. Вспомнились не раз слышанные раньше фамилии и тех, кто, как оказалось, упокоился в родных местах на этом кладбище, и тех, кого судьба разбросала по огромному тогда Советскому Союзу. Один из них — Григорий Петрович Никулин.

СТАРАЯ ФОТОГРАФИЯ

   О нем, как об одном из участников расстрела царя, его семьи и слуг, я знал давно. Но подлинным открытием для меня стало то, что многие годы этот человек руководил Акуловским гидротехническим узлом. В 2011 году рассказала мне об этом Зара Петровна Соколова — коренной житель дачного подмосковного посёлка, а теперь микрорайона г. Пушкино, Мамонтовка. Она показала мне любительскую фотографию конца 1950-х годов. На ней изображены трое военных и один в гражданской одежде высокий, немного сутулый пожилой человек, к которому невольно притягивается внимание.

Г. П. Никулин (1918); Г. П. Никулин с офицерами охраны Акуловского гидротехнического узла (конец 1950-х); могила Г. П. Никулина на Новодевичьем кладбище г. Москвы (2011). Фото из архива автора., публикуется впервые

— Это Никулин — директор Акуловского гидротехнического узла. Он расстреливал царя и его семью, — сказала Зара Петровна.
— Что ещё известно о нём? — поинтересовался я.
— Больше ничего. Я в то время маленькая была, а об этом от мамы слышала.
Так начался поиск, и вскоре мне удалось узнать следующее.

НАЧАЛО ЖИЗНЕННОГО ПУТИ

   Григорий Петрович Никулин родился 10 января 1895 года в уездном городе Звенигородка Киевской губернии. Его отец Пётр Иосифович был из мещан, работал печником на одном из участков Юго-Западной железной дороги. Мать Анна Ивановна была из рабочей семьи.

   Образование Григорий Никулин получил более чем скромное: два года церковно-приходской школы и три класса городского училища. Трудовую деятельность начал в 14 лет в местной кузнечной мастерской, а через год, после переезда семьи в 1909 году в Умань, стал самостоятельно трудиться подручным каменщика или, как тогда говорили, каменщиком второй руки.

   Здесь же, в Умани, он попал под влияние большевистских агитаторов и стал посещать социал-демократический кружок. Попав в поле зрения полиции как лицо неблагонадёжное, был выслан в 1914 году за пределы Киевской губернии — в Казань.

   В Казани Григорий поступил каменщиком на пороховой завод и встал на воинский учёт, как работающий для нужд фронта. В 1916 году перевелся на строительство Таватуйского динамитного завода, познакомился с руководителями большевистского подполья. В марте 1917 года вступил в члены РСДРП (б), был избран членом местного Совета и уже летом направлен на курсы пропагандистов при Екатеринбургском городском комитете РСДРП (б).

   В Екатеринбурге Никулину предложили перейти на работу в Екатеринбургскую ЧК по борьбе с контрреволюцией и саботажем и зачислили в так называемый «летучий отряд». Во время службы в «летучем отряде» он познакомился с Яковом Михайловичем Юровским, занимавшим должности товарища (заместителя — В. П.) комиссара юстиции Уральской области и председателя следственной комиссии Уральского областного ревтрибунала. Не без его помощи в середине июня 1918 года Никулина назначили начальником «летучего отряда».

   К тому времени в Екатеринбурге оказалась царская семья, которую разместили на Вознесенской горке в небольшом каменном двухэтажном особняке, конфискованном большевиками у инженера-строителя Н. Н. Ипатьева. Юровский был назначен комендантом Дома особого назначения и настоял на кандидатуре своего помощника — начальника «летучего отряда» Никулина.

ЕКАТЕРИНБУРГСКАЯ ТРАГЕДИЯ

   Разыгравшаяся в Екатеринбурге леденящая сердце трагедия убийства царской семьи документально восстановлена судебным следователем по особо важным делам Омского окружного суда и автором книги «Убийство Царской Семьи» Н. А. Соколовым. Следователь установил, что впервые Никулин появился в доме Ипатьева, где в это время содержалась царская семья и их слуги, в первых числах июля 1918 года. Юровский и Никулин заняли комнату прежнего коменданта, но Юровский лишь проводил день в доме, а Никулин жил в нём. Через несколько дней в жилых комнатах дома поселись ещё десять человек. Этот новый состав караула и приступил к несению внутренней охраны царя и его семьи.

Ипатьевский дом. Источник- интернет

   Когда Юровский отсутствовал, то полноправным начальником в доме Ипатьева оставался Никулин. Об этом говорит хотя бы тот факт, что после оставления Екатеринбурга большевиками, в верхнем этаже дома за диваном был найден грязный белый конверт с адресом: «Дом особого назначения, и. д. коменданта т. Никулину».

   Императрица Александра Фёдоровна записала в своём дневнике 4 июля, что приходил новый комендант (Я. М. Юровский — В. П.) «с молодым помощником, который выглядит очень приятным по сравнению с другими, вульгарными и неприятными. Затем они заставили нас показать все драгоценности, которые у нас были. Молодой помощник всё тщательно переписал, затем они их унесли (куда? на сколько? зачем? — неизвестно!). Оставили только два браслета, которые я не смогла снять».

Из записи беседы с Г. П. Никулиным 12 мая 1964 года

…Состояние наше было очень тяжёлое. Мы с Юровским ждали какого-нибудь конца. Мы понимали, конечно, что какой-нибудь конец должен наступить. И вот в одно прекрасное время… да, утром 16-го июля Юровский мне говорит: «Ну, сынок, меня туда, в президиум исполкома к Белобородову, я поеду, ты тут оставайся», и так часика через три-четыре он возвращается и говорит: «Ну, решено. Сегодня в ночь… Сейчас город объявляется на осадном положении, уже сейчас же. В эту ночь мы должны провести ликвидацию… должны ликвидировать всех».

   Вопрос — как? Была директива: сделать это без шума, не афишировать этим, спокойно. Как? Ну, было у нас всяких вариантов несколько. То ли подойти к каждому по количеству членов и просто в кровати выстрелить.
— В спящих, да?
— В спящих, да. То ли пригласить их в порядке проверки в одну из комнат, набросать туда бомб. И последний вариант возник такой, самый, так сказать, удачный, по-моему, — это под видом обороны этого дома (предполагается нападение на дом) пригласить их для их же безопасности спуститься в подвал. Значит, это было примерно так часиков в 11 вечера, когда мы… Юровский пошёл к Боткину, побудил его, они легли в одиннадцать, может быть, в начале двенадцатого. Спать они ложились, конечно, рано. Побудил я его и сказал ему, что вот так и так. Мы будем, конечно, обороняться. Будьте любезны сообщить семье, чтобы они спустились. Перед тем, как приступить непосредственно к расстрелу, к нам прибыли в помощь, вот, Михаил Александрович Медведев, он работал тогда в ЧК. Кажется, он был членом президиума, я не помню сейчас точно. И вот этот товарищ Ермаков, который себя очень неприлично вёл, присваивая себе после главенствующую роль, что это он всё совершил, так сказать, единолично, без всякой помощи. И когда ему задали вопрос: «Ну, как же ты сделал?» — «Ну, просто, говорит, брал, стрелял — и всё». На самом же деле нас было исполнителей 8 человек: Юровский, Никулин, Медведев Михаил, Медведев Павел — четыре, Ермаков Пётр — пять, вот я не уверен, что Кабанов Иван — шесть. И ещё двоих я не помню фамилий.

   О том, как происходил расстрел царской семьи и роли в нём Никулина, в декабре 1963 года вспоминал участник расстрела М. А. Медведев (Кудрин). По его словам, 16 июля 1918 года на заседании областного Совета Урала было принято решение о расстреле царской семьи. Участники заседания Юровский, Ермаков, Медведев (Кудрин) в тот же вечер пришли в дом Ипатьева, где их ждал Никулин.
Участники расстрела вооружились наганами. Далеко за полночь Юровский разбудил царскую семью и повёл их в нижние комнаты. За Николаем II с царевичем Алексеем на руках следовали царица, четыре дочери, доктор Боткин, повар, лакей, горничная Демидова. Процессию замыкали П. С. Медведев, Никулин, семеро латышей, Медведев (Кудрин) и Ермаков. В нижнюю комнату Юровский и Никулин принесли три стула — последние троны приговоренной династии.

   О том, что Никулин, находившийся в расстрельной комнате слева от Юровского против двери из этой комнаты в прихожую, стрелял, говорили на допросе охранники И. Н. Клещёв и Н. С. Дерябин. Никулин им, стоявшим на постах возле дома: Клещёв у окна прихожей нижнего этажа, а Дерябин из окна из этой комнаты на Воздвиженский переулок, был хорошо виден. По словам обоих, кроме Никулина стреляли некоторые из латышей. Все стреляли исключительно из револьверов.

Из записи беседы с Г. П. Никулиным 12 мая 1964 года

   Когда мы спустились в подвал, мы тоже не догадались сначала там даже стулья поставить, чтобы сесть, потому что этот был… не ходил, понимаете, Алексей, надо было его посадить. Ну, тут моментально, значит, поднесли это. Они так это, когда спустились в подвал, так это недоуменно стали переглядываться между собой, тут же внесли, значит, стулья, села, значит, Александра Фёдоровна, наследника посадили, и товарищ Юровский произнёс такую фразу, что: «Ваши друзья наступают на Екатеринбург, и поэтому вы приговорены к смерти». До них даже не дошло, в чём дело, потому что Николай произнёс только сразу: «А!», а в это время сразу залп наш уже — один, второй, третий. Ну, там ещё кто-то, значит, так сказать, ну, что ли, был ещё не совсем окончательно убит. Ну, потом пришлось ещё кое-кого дострелить…
— Помните, кто был ещё не полностью мёртв?
— Ну, вот была эта самая… Анастасия и эта… закрылась вот подушкой — Демидова. Демидова закрылась подушкой, пришлось подушку сдернуть и пристрелить её.
— А мальчик?
— Мальчик был тут же сразу… Ну, правда, он долго ворочался, во всяком случае с ним и с мальчиком было покончено. Быстро. Я, например, считаю, что с нашей стороны была проявлена гуманность. Я потом, когда, понимаете, воевал вот в составе третьей армии 29-й стрелковой дивизии, я считал, что если я попаду в плен к белым и со мной поступят таким образом, то я буду только счастлив. Потому что вообще с нашим братом там поступали зверски.
— Сколько вся эта операция продолжалась?
— Ну, видите, во-первых, они собирались очень долго. Почему? Я это уже потом скажу. Она продолжалась часа два. Да, часа полтора, видимо, они собирались. Потом, когда они спустились, там в течение получаса всё было завершено. Во дворе стоял грузовик, приготовленный. Он, кстати, был заведён для того, чтобы создать, так сказать, условия неслышимости. Мы на одеялах трупы эти выносили на грузовик.
— Значит, туда вошли все обитатели этого…?
— Абсолютно все, все одиннадцать человек, за исключением, значит, маленького мальчика Седнева.
— Поварёнка?
— Поварёнка, которого мы, примерно, утром 16-го изъяли и передали его в здание охраны, а потом его со временем отпустили в деревню. Все одиннадцать человек были расстреляны. Вот когда я часто, иногда я выступал с такими воспоминаниями, это обычно бывало в санаториях. Отдыхаешь. «Ну, слушай, — подходят ко мне, — давай, расскажи». Ну, я соглашался, при условии, если вы соберёте надёжный круг товарищей, членов партии, я расскажу. Они задавали такой вопрос: «А почему всех? Зачем?» Ну, объяснял зачем: чтобы не было, во-первых, никаких претендентов ни на что.
— Ну, да, любой из членов фамилии мог бы стать претендентом.
— Ну, да, если бы даже был обнаружен труп, то, очевидно, из него были созданы какие-то мощи, понимаете, вокруг которых группировалась какая-то контрреволюция…

   Сразу после расстрела царской семьи Юровский куда-то уехал. Его помощник Никулин поднялся в верхние комнаты и приступил к сортировке личных вещей царской семьи, а внизу начальник охраны Медведев (Кудрин) организовал уборку в расстрельной комнате. По его приказанию были принесены из-под сарая со двора опилки. Холодной водой и опилками мыли полы и камни во дворе, кровь на стенах смывали мокрыми тряпками.

   1 февраля 1934 года Юровский рассказал о расстреле царской семьи на совещании старых большевиков в Свердловске. Он сообщил, что план расстрела придумал вместе с Никулиным и ему же потом поручил переноску трупов в машину для отправки к месту тайного захоронения.

Из записи беседы с Г. П. Никулиным 12 мая 1964 года

   Часто возникает вопрос: «Известно ли было, ну, скажем, Владимиру Ильичу Ленину, Якову Михайловичу Свердлову или другим руководящим нашим работникам предварительно о расстреле царской семьи?» Ну, мне трудно сказать, было ли им предварительно известно, но я думаю, что поскольку Белобородов, то есть Голощёкин два раза ездил в Москву для переговоров о судьбе Романовых, то отсюда, конечно, следует сделать вывод, что об этом именно шёл разговор. И вот Быков, и мне это известно, что предполагалась организация такого суда над Романовыми, сначала, значит, вот в таком широком, что ли, порядке, вроде всенародного такого суда, а потом, когда уже вокруг Екатеринбурга всё время группировались всевозможные контрреволюционные элементы, стал вопрос об организации такого узкого суда, революционного. Но и это не было выполнено. Суда как такового не состоялось, и по существу расстрел Романовых был произведён по решению Уральского исполнительного комитета Уральского областного Совета…

   После того, как расстрелянных увезли, Никулин ещё четыре дня — 18, 19, 20 и 21 июля распоряжался вывозом вещей из помещений, занимаемых царской семьей. Штаб 3-й армии Восточного фронта выделил ему автомобили, два железнодорожных вагона и дал в помощь десять мадьяр из числа военнопленных австро-венгерской армии.

   Никулин перевёз этот «груз специального назначения» из Екатеринбурга в Пермь и складировал в помещении бывшей духовной семинарии. Через несколько дней в Пермь прибыл и Юровский. Специальным поездом он эвакуировал вывезенное сюда из Пермского, Екатеринбургского, Челябинского, Кыштымского и других банков около четырёх тысяч пудов золота. Вместе с банковским золотом этим же эшелоном были отправлены в Москву и принадлежавшие членам царской семьи ювелирные украшения и семейный архив Романовых: дневники, фотоальбомы и письма.

   В Москве Никулин положил холщовый мешочек с бриллиантами царской семьи на 6 тысяч каратов в свою заплечную котомку и доставил ценности в Настасьинский переулок, где в то время находилось одно из банковских хранилищ.
Выполнив это поручение, Никулин вернулся в свою воинскую часть, участвовал в боях и в начале января 1919 года вместе с отступающими воинскими частями 3-й армии оказался в Вятке. Здесь он поступил в распоряжение политотдела 29-й стрелковой дивизии, но весной заболел тифом и был эвакуирован в Москву.

В МОСКВЕ

   Находясь после выздоровления в Москве в долгосрочном отпуске, Никулин вновь встретил Юровского, который в это время был заведующим одним из московских районных отделов ЧК и членом Коллегии Московской ЧК. По его рекомендации Никулин остался в распоряжении Моссовета, а вскоре был избран в его члены и назначен заведующим арестными домами Москвы. Однако уже через четыре месяца его назначили заведующим инспекторским отделом Московской милиции, а в марте 1920 года — начальником управления Московского уголовного розыска (МУР). Ровно через год, в марте 1921 года, Никулина перевели заведующим Управлением принудительных работ и концентрационных лагерей Москвы и Московской губернии, а ещё через год, в марте 1922 года, как имеющего опыт практической работы, назначили заместителем начальника по административно-хозяйственной деятельности МУРа.   

   В 1920–1922 годах муровцы раскрыли целый ряд дерзких преступлений, задержали немало опасных преступников, ликвидировали банды Филонова, Васильева, Курочкина и др. За участие «…в деле организации Московской милиции и борьбе с бандитизмом» Никулин в числе первых сотрудников МУРа 9 ноября 1922 года был награжден орденом Красного Знамени.   

   В 1924 году Никулин написал заявление о переводе по состоянию здоровья на работу с меньшим объёмом. Его просьба была удовлетворена, и в августе он стал заведующим отделом конторы «Мосгубстрах», а в марте 1925 года возглавил эту организацию. Кроме того, с этого года Никулина избрали членом Мосгорисполкома и кандидатом в члены Мосгубисполкома. В этом статусе он находился до 1932 года.
К Григорию Петровичу в эти годы часто приезжали в Москву его старые друзья-чекисты Родзинский и Медведев (Кудрин). Но более тесные отношения сложились у него с Юровским, вместе с которым они в 1927 году на имя директора Музея Революции СССР подали заявление:   

«В Музей Революции.
Директору музея товарищу Мицкевичу.   

   Имея в виду приближающуюся 10-ю годовщину Октябрьской революции и вероятный интерес для молодого поколения видеть вещественные доказательства (орудия казни бывшего царя Николая II, его семьи и остатков верной им до гроба челяди), считаю необходимым передать музею для хранения находившиеся у меня до сих пор два револьвера: один системы кольт номер 71905 с обоймой и семью патронами и второй системы маузер за номером 167177 с деревянным чехлом-ложей и обоймой патронов 10 штук. Причины того, почему два револьвера, следующие — из кольта мною был наповал убит Николай, остальные патроны одной имеющейся заряженной обоймы кольта, а также заряженного маузера ушли на достреливание дочерей Николая, которые были забронированы в лифчики из сплошной массы крупных бриллиантов, и странную живучесть наследника, на которую мой помощник (Г. П. Никулин — В. П.) израсходовал целую обойму патронов (причину странной живучести наследника нужно, вероятно, отнести к слабому владению оружием или неизбежной нервности, вызванной долгой возней с бронированными дочерьми).
Бывший комендант дома особого назначения в городе Екатеринбурге, где сидел бывший царь Николай II с семьёй в 1918 году (до расстрела его в том же году 16.07), Яков Михайлович Юровский и помощник коменданта Григорий Петрович Никулин свидетельствуют вышеизложенное:
Я. М. Юровский, член партии с 1905 года, номер партбилета 1500. Краснопресненская организация.
Г. П. Никулин, член ВКП (б) с 1917 года, номер 128185. Краснопресненская организация».

   Не ограничиваясь этим, Юровский и Никулин решили подготовить сборник воспоминаний к 10-летию расстрела царской семьи. С этой идеей Юровский даже обратился в ЦК ВКП (б), но через члена коллегии ОГПУ Голощёкина ему был передан устный ответ Сталина: «Ничего не печатать. И вообще помалкивать». Собранные к тому времени материалы пришлось передать на специальное хранение в партийные архивы Москвы и Свердловска. Юбилей, таким образом, не состоялся. Мало того, деятельные участники тех событий — председатель исполкома Уралсовета Белобородов, секретарь Уральского обкома партии Голощёкин и член президиума Уралсовета Дидковский в годы сталинских репрессий были расстреляны.   

   В 1929 году Никулин получил назначение на должность управляющего трестом «Москомстрой» и проработал в нём до 1931 года, когда возглавил трест «Мосгаз». В 1932 году его назначили заместителем уполномоченного Управления тяжёлой промышленности Моссовета, а в 1934 году — заместителем управляющего треста строительства набережных. 

   В 1938 году в кремлёвской больнице от сердечной недостаточности умер его самый, пожалуй, близкий друг — Юровский. За несколько дней до смерти он написал Никулину прощальное письмо:
«…Друг мой, жизнь на ущербе. Надо успеть распорядиться последним, что осталось. Тебе передадут список основных документов и опись моего имущества. Документы передай в Музей Революции. Ты мне был, как сын, и обнимаю тебя, как сыновей своих…». При прощании с детьми Юровский сказал им: «…Никулин будет вам отец. Обращайтесь к нему».   

   В январе 1938 года Никулин получил новое назначение — заместителем начальника Управления водопроводно-канализационного хозяйства (УВКХ) Мосгорисполкома. На новой работе он сумел добиться значительных успехов в снабжении столицы водой и в 1940 году стал начальником УВКХ Мосгорисполкома, был отмечен нагрудным знаком «Отличник городского хозяйства Москвы».

ВОЙНА

   С началом Великой Отечественной войны на Никулина, как начальника столичного водопроводно-канализационного хозяйства, была возложена задача подавать сигналы оповещения о воздушной тревоге. Однажды кто-то из его подчинённых позвонил зачем-то в Моссовет, а ему там ответили: «Позвоните попозже, у нас воздушная тревога». Подчинённый незамедлительно пришёл к Никулину, передал ему слова, услышанные по телефону, и спросил объявлять тревогу по городу или нет? Никулин подумал и ответил: «Объявлять!». Тот час загудели сирены, и весь город пришёл в движение в режиме воздушной тревоги.   

   Позже, конечно, выяснилось, что в Моссовете в момент того злополучного телефонного звонка была не настоящая, а учебная воздушная тревога. Однако органы государственной безопасности сочли это происшествие проявлением паникёрства, и дело дошло до Сталина. Никулину грозило строгое наказание, но беря во внимание его «особые заслуги перед революцией», в конце 1941 года понизили в должности, назначив начальником Управления Акуловского гидротехнического узла, который был тогда структурным подразделением Сталинской водопроводной станции. В марте 1942 года «учитывая территориальное расположение Акуловского гидроузла и водопроводного канала, важность этих сооружений для бесперебойного снабжения города и объём этого хозяйства», Акуловский гидротехнический узел и водопроводный канал были выделены в самостоятельное хозяйство, непосредственно подчинённое тресту «Мосводопровод» УВКХ Мосгорисполкома.   

   В Акулове многие знали о прошлом Никулина, хотя в открытую о этом никогда не говорили: побаивались, но уважали. Бывший начальник Управления Восточной водопроводной станции Г. С. Горин, например, так вспоминал о нём: «Много лет я его знал и не помню, чтобы он когда-нибудь вышел из себя. Умел он доверять людям, но умел и проверить их. Он пользовался огромным уважением коллектива». Подчинённым он запомнился как руководитель, который искренне интересовался другими людьми, всегда помнил об обстоятельствах жизни каждого, с кем когда-то встречался.   

   Заслуги Никулина в деле водоснабжения столицы в годы войны отмечены четырьмя государственными наградами, в том числе и орденом Отечественной войны I степени, которым он был награждён уже после окончания войны, в 1947 году.

НА ЗАКАТЕ ЖИЗНИ

   С января 1960 года Григорий Петрович персональный пенсионер союзного значения. Жил в Москве, на Патриарших прудах. Первое, что бросалось в глаза всем, кто приходили к нему на квартиру, большой поясной портрет хозяина.   

   Вышедший на пенсию раньше него, в 1952 году, Медведев (Кудрин), тоже начал хлопотать о переоформлении своей пенсии ветерана МВД на персональную пенсию. Он обратился к Никулину с просьбой письменно подтвердить факт его участия в расстреле царской семьи. Выполнив эту просьбу, Григорий Петрович, однако, предупредил, чтобы при оформлении каких-либо других документов он не упоминал о нём, как об участнике расстрела.   

   На протяжении всей своей жизни Никулин постоянно ощущал довлеющий над ним грех цареубийства, старался обходить эту тему, говоря: «Не надо всё это смаковать. Пусть все эти подробности уйдут вместе с нами». Он и не обсуждал подробности в присутствии непосвящённых в это дело лиц, хотя нигде не раскаялся. За год до своей кончины он, однако, приехал в Радиокомитет на Пятницкой улице в Москве и с ведома заведующего Отделом пропаганды ЦК КПСС Л. Ф. Ильичёва сделал трёхчасовую магнитофонную запись воспоминаний, выдержки из которой уже цитировались. Обратимся к ней ещё раз.

Из записи беседы с Г. П. Никулиным 12 мая 1964 года

   Я ко всем этим событиям относился, безусловно, вполне сознательно. Я понимал всю ответственность. Я полностью и целиком одобрял этот шаг нашей партии и нашего уральского правительства, считал, что так и должно быть. И даже, если так можно выразиться, считал для себя честью выполнить, понимаете, вот такой акт…
После, когда я, понимаете, уже стал несколько больше разбираться в вопросах теории, я считал, что я, как бы так сказать, завершил первый пункт нашей программы, где сказано, что основная нашей большевистской партии задача заключается в свержении царского самодержавия как одного из самых реакционных правительств, направленного на подавление всякого революционного движения.
Я считал и считаю до сих пор, что я физически даже, понимаете, уничтожил… так сказать, окончательно завершил выполнение первого пункта программы.

   Насколько искренен был Григорий Петрович, теперь уже у него не спросишь. Он умер 22 сентября 1965 года и похоронен на участке старых большевиков столичного Новодевичьего кладбища. 

Могила Г. П. Никулина на Новодевичьем кладбище г. Москвы (2011). 
Фото из архива автора

Прямо напротив его могилы нашёл упокоение и Президент России Б. Н. Ельцин, который в середине 1970-х годов возглавлял Свердловский горисполком и, выполняя постановление ЦК КПСС от 4 августа 1975 года о сносе дома Ипатьева, распорядился о его разрушении. Специальная комиссия предварительно обмерила дом, составила план помещений и подземных сооружений и в сентябре 1977 года он был оцеплен курсантами пожарного училища МВД СССР и уничтожен. Позднее в своих воспоминаниях «Исповедь на заданную тему» Борис Николаевич признался, что ему стыдно за это варварство, но исправить уже ничего было нельзя.
Мне ещё довелось увидеть пустырь на месте этого дома и деревянный крест, который с завидной регулярностью устанавливали верующие всякий раз, когда городские власти пытались его убрать. В годы отрезвления от коммунистического угара Николай II и его семья на Архиерейском Соборе РПЦ были прославлены в лике святых царственных страстотерпцев, а на скорбном месте, где стоял Ипатьевский дом, в 2000 — 2003 годах был возведён один из крупнейших православных храмов России — храм на Крови во имя Всех святых, в земле Российской просиявших. В расположенном в цокольной части заупокойном нижнем храме реконструировано помещение, где была расстреляна царская семья — запоздалый акт покаяния.

НЕОБХОДИМОЕ ОТСТУПЛЕНИЕ

   Место захоронения царской семьи в Поросёнковом логу под Екатеринбургом никогда и ни для кого не было тайной за семью печатями. С 26 по 29 января 1928 года, например, в Свердловске побывал В. В. Маяковский, чьё 125-летие со дня рождения отмечается в эти дни. Поэт осмотрел дом инженера Ипатьева и вместе с председателем исполнительного комитета Свердловска Парамоновым совершил путешествие на санях в непогоду за 20 вёрст от города к месту тайного сокрытия останков царя и его домочадцев. И в Ипатьевском доме, и в дороге туда и обратно Маяковскому, видимо, много рассказали об этом деле, так как впечатления от поездки довольно полно отразились в стихотворении «Император». В нём поэт вспоминает и некогда виденный им торжественный выезд Николая II в. четырёхместном экипаже с откидным верхом:   

Помню —
то ли пасха,
то ли —
рождество…
И вижу
катится ландо,
и в этой вот ланде
сидит
военный молодой
в холёной бороде.

   В этот размеренный ритм вдруг врывается пронзительная строчка, напоминающая человеческий стон:   

Перед ним,
как чурки,
четыре дочурки.

   Тут явное несоответствие: экипаж четырёхместный, а едут в нем минимум пять человек. Но это только подчёркивает трагичность момента: четыре дочурки — это, в сущности, ещё дети. Между тем, напряжение в стихотворении нарастает по мере того, как упоминаются ставшие местом надругательства над расстрелянными заброшенные места — «шахты и кручи», и дважды (!) пригород Свердловска — Исеть:  

За Исетью,
где шахты и кручи,
за Исетью,
где ветер свистел,
приумолк
исполкомовский кучер
и встал
на девятой версте.

   Стремясь как можно точнее указать сакральное место, сопровождавший Маяковского Парамонов «распахнулся весь» и разгрёб ногами, обутыми в высокие меховые сапоги из оленьей шкуры — пимы, глубокий снег:

— Будто было здесь?!
Нет, не здесь.
Мимо!

А далее Маяковский последовательно излагает явно с чьих-то слов, боясь упустить какую-либо даже мельчайшую деталь, что искомое место — это где   

…кедр
топором перетроган,
зарубки
под корень коры… 

и абсолютно точное указание на тайное захоронение, о котором с гордостью рассказывали участники этой выдумки:   

…у корня,
под кедром,
дорога,
а в ней —
император зарыт.

Именно в ней, в дороге!
Один из участников уничтожения трупов царской семьи — чекист Г. И. Сухоруков вспоминал: «Вечером пришли грузовые автомобили, трупы были уже погружены на повозки, и мы с повозок их снова перегрузили на автомобили и поехали. Недалеко была мочажина, настланная шпалами в виде моста, и здесь-то задний грузовик, почти приехавши, застрял. Все наши усилия ни к чему не привели, и решили шпалы снять, выкопать яму, сложить трупы, залить серной кислотой, закопать и снова положить шпалы. Так было и сделано. Для того, что, если бы белые даже нашли эти трупы и не догадались по количеству, что это царская семья, мы решили штуки две сжечь на костре, что мы и сделали. На наш жертвенник попал первый наследник и вторым младшая дочь Анастасия. После того, как трупы были сожжены, мы разбросали костёр, на середине вырыли яму, все оставшееся недогоревшее сгребли туда, и на том же месте снова развели огонь, и тем закончили работу…».    

   И этот жуткий рассказ, и всё, что предшествовало акту вандализма, было известно Маяковскому, вызвало у него сочувствие к этой несчастной семье. Но поэт вынужден закончить стихотворение характерной, впрочем, для него нарочито грубоватой концовкой:   

Пожалте,
дворяне и шляхта,
корону
можно
у нас получить
но только
вместе с шахтой.

   Но даже и тут Маяковский остался верен себе и не покривил против правды: тело расстрелянного царя первоначально действительно было опущено на верёвке в заброшенную шахту в урочище Ганина яма.
Написанию этого стихотворения предшествовала значительная работа, проделанная поэтом. В черновиках у него остались неиспользованные рифмы и строчки, в которых он драматически размышляет над вопросом: вправе ли человек лишать жизни другого человека, и делает категорический вывод:   

Коммунист и человек
Не может быть кровожаден.

   Отголоски екатеринбургской трагедии отчётливо слышны и в двух других стихотворениях, написанных Маяковским в этот его приезд: «Екатеринбург — Свердловск» и «Рассказ литейщика Ивана Козырева о вселении в новую квартиру». В первом поэт, по-видимому, ошибочно связал название города с именем Екатерины II, прямым потомком которой был Николай II, так как основанный в 1723 году город был назван всё-таки в честь жены Петра Великого впоследствии императрицы Екатерины I. Второе стихотворение Маяковский посвятил новоселью на улице Ленина, где в те дни сдавали дом для рабочих Верхне-Исетского завода, которые в 1918 году активно поддерживали большевиков, а некоторые, например, Ермаков, участвовали в расстреле царской семьи, а потом уничтожали следы этого преступления. Поэтому, видимо, и появилась в рассказе литейщика довольно странная фраза:   

…Хоть грязь
на тебе
десятилетнего стажа,
с тебя
корою с дерева,
чуть не лыком,
сходит сажа,
смывается, стерва.

В этих строчках и напоминание о десятилетии трагедии, и кора дерева, некогда для ориентира помеченная топором.

СУДЬБА ОСТАНКОВ

   Вполне закономерно, что в 1991 году, как только прекратил свое существование Советский Союз, место тайного захоронения было вскрыто. По инициативе Патриарха Московского и всея Руси Алексия II в. октябре 1993 года была создана правительственная комиссия по изучению вопросов, связанных с исследованием и перезахоронением останков российского императора Николая II и членов его семьи.   

   К середине 1994 года членам правительственной комиссии стало ясно, что действительно обнаружены останки царской семьи. Единственный вопрос, тревоживший генетиков, состоял в том, что в генотипе Николая II одна позиция отличалась от подобной позиции его ныне живущих родственников. Для устранения сомнений была проведена эксгумация останков брата царя, великого князя Георгия Александровича. Проведённые в США исследования показали, что у братьев имелась генетическая мутация в одной и той же позиции. Один этот редчайший признак ставил точку в этой истории. Кроме того, все сложные и дорогостоящие экспертизы были выполнены бесплатно, что исключает возможность заподозрить экспертов в какой-либо корысти или в подтасовке фактов.   

   По поручению Президента России Б. Н. Ельцина первый вице-премьер Б. Е. Немцов 15 января 1998 года встретился с Патриархом Алексием II и в ходе беседы изложил ему результаты работы правительственной комиссии. Но у священноначалия РПЦ остались, видимо, сомнения в правильности идентификации, так как 26 февраля решением Священного синода духовенству было запрещено принимать участие в прощании с семьёй императора и поминать имена погибших.   

   Останки миропомазанного монарха Николая II, императрицы Александры Фёдоровны, великих княжон Татьяны, Ольги и Анастасии были преданы земле в усыпальнице русских царей -Екатерининском приделе Петропавловского собора Санкт-Петербурга. Вместе с ними погребены лейб-медик Е. С. Боткин, лакей А. Е. Трупп, повар И. М. Харитонов и горничная А. С. Демидова. Как и ожидалось, похороны состоялись без участия российского священноначалия.   

   Между тем, в 2007 году под Екатеринбургом неподалёку от первого захоронения краеведы нашли сожжённые останки мальчика и девушки. Новые сложные и дорогостоящие генетические исследования провели и по этим останкам, и по фрагментам костной ткани императора Николая II, которые ещё в 1998 году по предложению Патриарха Алексия II следствие поместило на хранение, так как первоначально предполагалось, что часть мощей будет размещена в храме на Крови в специальных ковчежцах.   

   Первые же результаты подтвердили принадлежность останков царской семье — цесаревичу Алексею и великой княжне Марии. Но ни правящий архиепископ Екатеринбургский, ни губернатор Свердловской области не проявили интереса ни к царским останкам, ни к останкам его детей. СКП РФ вынужден был изъять все останки, перевезти их в Москву и в июле 2007 года возобновить расследование уголовного дела по факту гибели последнего императора Николая II и членов его семьи, которое с 1993 года несколько раз закрывалось и возобновлялось. Однако в январе 2009 года и это расследование было прекращено, как тогда пояснили в СКП РФ, «в связи с истечением сроков давности привлечения к уголовной ответственности и смертью лиц, совершивших умышленное убийство».   

   Однако формулировка, что в Екатеринбурге произошло уголовное преступление, не устроила тогдашнего главу Российского императорского дома Марию Владимировну Романову. Она обратилась в Генеральную прокуратуру РФ с требованием отменить решение СКП РФ, так как незадолго до этого, в октябре 2008 года, президиум Верховного суда РФ признал последнего русского царя и членов его семьи жертвами политических репрессий. В январе 2010 года она обратилась в Басманный суд Москвы с просьбой «осуществить судебный контроль и признать необоснованным и незаконным прекращение уголовного дела». В августе суд поддержал требование потомков Николая II и обязал следственные органы изменить формулировку в уголовном деле, то есть признать убийство не уголовным, а политическим. В январе 2011 года СКП РФ возобновил дело и внёс соответствующие изменения, т. е. указал, что члены царской семьи были расстреляны по решению государства.

ПОСЛЕДНЯЯ ТОЧКА

   Узнав об этом решении СКП РФ, великая княгиня Мария Владимировна Романова прилетала из Мадрида в Россию и нанесла визит в резиденцию Верховного суда РФ. Она поблагодарила этот государственный институт, принявший решение о политической реабилитации Николая II и его близких, расстрелянных большевиками. Последний из рода Романовых у власти, таким образом, признан жертвой политических репрессий.   

Василий Панченков

Использованная литература

Алексеев В. Гибель царской семьи: мифы и реальность // Екатеринбург: Банк культурой информации, 1993.
Ельцин Б. И. Исповедь на заданную тему М.: РОССПЭН, 2008.
Жук Ю. Цареубийца / Сост. Б. А. Леонов, Ю. Г. Федосеев. — М.: Московский уголовный розыск, 1998.
Коробов П. Николай II вернулся в политику // Коммерсант, 2011. 18 янв.
Посёлок Акулово / Сост. И. Ю. Байкова. — М.: Лето, 2003.
Радзинский Э. Расстрел в Екатеринбурге // Огонёк, 1990. № 2.
Радзинский Э. Расстрел в Екатеринбурге // Огонёк, 1990. № 22.
Соловьёв В. Что делать с мёртвым принцем? // Московский комсомолец, 2011. 12 фев.
Соколов Н. А. Убийство Царской Семьи. М.: Советский писатель, 1991.

2011, 2018