Наша природа прежде и теперь: О чем пишут и не пишут в учебниках

(Главы из книги «Диковины подмосковного Пушкино»)  

Начало по ссылке     

…Если бы мы с вами смогли перенестись на десяток-другой тысячелетий назад, то пришлось бы немало подивиться. Еще бы, нет никаких тебе железнодорожных и автотрасс, не видать сельских-дачных поселков и многоэтажных ущелий городов вместе с их разномастным населением и, вообще – тишина, нарушаемая лишь разноголосым птичьим гомоном да криками диких зверей. Только широко раскрытая даль бескрайней равнины с отдельными деревьями и нечастыми лесами-перелесками на фоне бесчисленных рек и озер. И, хотя это зрелище чисто умозрительно напоминает то ли какую-то саванну, то ли лесостепь-лесотундру, все же – все вокруг свое, нашенское. Приглядимся…  

   Вон, в отдалении – все те же березы, сосны да ели с лиственницей; больше по склонам, закрайкам озер, вдоль проток и полноводных рек – рощицы с дубами, вязами, кленами, липами; ивовые и ольховые заросли. Обширные луговины-пустоши покрыты злаками и разнотравьем, осоками, полынями, марями, лебедой. Оно, конечно, по низинам-болотинам увидим карликовые березки, ивы и теперь для нас уже экзотические – водянику и княженику с морошкой. Но тут же – «родные» багульник и подбел, клюква, брусника, голубика и всякие, к примеру, грушанки. Последние вместе с теми же, скажем, кислицей, майником и лесными папоротниками – выполняют и лесной покров. В чистейших водоемах и реках – рдесты, желтые кубышки и белоснежные кувшинки.  

   И на фоне этой природной мозаики привольно разгуливают мамонты, волосатые носороги, северные олени, мускусный быки, пещерные львы и медведи (рис. 1)…  


   Погоды?.. Погоды стояли такие же. Разве что, может, помокрее было, ведь лесов, испарителей влаги, не так уж много стояло. Оно, конечно, и «глобальные потепления» бывали, и похолодания тоже. Но это уже не столь важно.   

 
   Тогда на смену «первобытным» слонам, носорогам, лошадям, кабанам, оленям и быкам пришли мамонты, шерстистые носороги, северные олени, медведи, ну, и прочие хорошо нам знакомые звери и птицы.   

 
…Потом представители «мамонтовой фауны» частично вымерли (какова была причина – это отдельный вопрос). Да и некоторые другие представители тогдашней фауны (в первую очередь, объекты охоты) позже в Подмосковье почти исчезли или стали крайне редки. Это туры, благородные олени, а также косули, бобры, выхухоли, куницы, даже волки и медведи: тур оказался выбитым уже в XV-XVII вв.; после у нас почти полностью исчез лось; редки стали кабан, косуля; подверглись истреблению медведь, куница, выхухоль, бобр и другие. К нашему времени невысокую численность имеют глухарь, тетерев, рябчик, некоторые хищные птицы.   

 
   Правда, в последнее время те же, к примеру, бобры вновь расширяют свои владения и не являются такой уж редкостью.  
Говорят, и кабаны туда же…  

МАМОНТ ЖИВОЙ И ОДОМАШНЕННЫЙ?..   

 
…Если говорить о мамонтах, то и в нашем крае он был в обычае. Его покажут в Краеведческом музее – ну, правда, не всего, а так, частями: пара зубов, фрагменты кости и бивня (рис. 2).  


   Мамонты у нас жили, это точно. Причем, совсем недавно, а, может, и сейчас живут.  
…Ученые утверждают, что, к примеру, на острове Врангеля мамонты исчезли всего лишь около 3500 тысяч лет назад, за 500 лет до прихода туда человека…   

 
   Но вот, помните, у И.С. Тургенева в рассказе «Хорь и Калиныч» из «Записок охотника» есть любопытнейшая фраза: «Хорь поднимал свою ногу и показывал Калинычу сапог, скроенный, вероятно, из мамонтовой кожи»… Это что же, в XIX столетии крестьяне у нас тачали сапоги из кожи допотопного гиганта? Похоже, не только сапоги: говорят, в Тобольском краеведческом музее хранилась упряжь XIX в., сделанная все из той мамонтовой кожи…

  
   А вот иные свидетельства.  
Говорят, что огромных волосатых слонов в сибирской тайге видели дружинники Ермака в 1581 г. И в XIX в. сибиряки регулярно встречались с неким монстром, покрытым густой длинной шерстью и с большими рогами. Так, тобольский краевед П. Городков в своем очерке 1911 г. сообщал: «По словам остяков, в Кинтусовском священном бору, как и в других борах, живут мамонты, бывают у реки и в самой реке… Мамонт по своему нраву животное кроткое и миролюбивое, а к людям ласковое; при встречах с человеком мамонт не только не нападает на него, но даже льнет и ласкается к нему. В Сибири часто приходится выслушивать рассказы местных крестьян и сталкиваться с таким мнением, что мамонты до сего времени существуют, но только видеть их очень трудно…, мамонтов теперь остается немного, они, как и большинство крупных животных, теперь становятся редкими»…   

 
   Да и после, уже в советское время в старожилы Марийской АССР вспоминали, что еще до революции из-за «шуток» в общем-то добродушных мамонтов люди даже вынуждены были переселяться с места на место.  
Опять же в Сибири, в междуречье Оби и Енисея в 1920 г. пара охотников, идя по следам загадочного зверя, вскоре увидели гигантских животных с загнутыми белыми бивнями и длинной шерстью бурой окраски. Десятилетием позже документально зафиксировали житейское воспоминание о мамонтах, живших в болотистой местности и часто выходивших к озеру Сырковое в окрестностях Тобольска. Мамонтов, купавшихся в озере, видели и в 1950-х гг. А вот свидетельство 1960-х гг.: «Геологу Владимиру Пушкарёву охотник-якут рассказал, что до революции охотники неоднократно видели огромных волосатых животных “с большим носом и клыками”, да назад он и сам видел неизвестные ему следы “величиной с тазик”…   

 
   Одно из последних сообщений в прессе о том, что российские геологи в Сибири видели живых мамонтов, появилось в 1978 г. “Было лето…, — вспоминает бригадир старателей С.И. Беляев, наша артель мыла золото на одном из безымянных притоков реки Индигирки. В предрассветный час, когда солнце еще не взошло, вблизи стоянки вдруг раздался глухой топот, а с речки послышался плеск воды. Мы, схватив ружья, крадучись стали пробираться в ту сторону. Когда обогнули скалистый выступ, нашим глазам представилась невероятная картина. На речном мелководье стояло около десятка Бог весть, откуда взявшихся… мамонтов. Огромные, лохматые животные не спеша пили воду. Около получаса мы как завороженные глядели на этих сказочных исполинов. А те, утолив жажду, чинно друг за другом углубились в лесную чащу…”. 

 
Вот, смотрите, кадр из таинственной кинозарисовки, датированной 1943 г. (рис. 3).  
Это можно посмотреть, к примеру, на портале: hsalik.biz/articles/13830-video-zhivyh-mamontov-v-sibiri.html).  

Неужели каким-то чудом наши гигантские реликты все же могли уцелеть, и живы по сей день?..

  
* * *  

 
   А еще существует предположение, что встарь мамонты были… одомашнены!..  
Почему бы и нет?  
Вот, говорят, на мамонта наши предки устраивали специальные охоты.  
Так. А как его добыть?  
Вряд ли наши пращуры с их дубинками, каменными топорами, стрелами и копьями могли успешно поражать огромного зверя высотой в три и более метра, весом до 7 тонн. К тому же – метровая шерсть,, подшерсток и десятки сантиметров подкожного жира. Да и кожа и мамонта – это такая “броня” в несколько сантиметров…  

 
   Ладно, допустим, завалили гиганта. А куда такое количество мяса девать?  
Ведь жили-то тогда небольшими семейно-родовыми группами, ну, пусть несколько десятков человек. Стало быть, не так уж много мяса можно слопать. Основная часть протухнет. Ну и, как говорится, “на фига козе баян?”: опять же – овчинка (мамонт то есть) выделки не стоит…  

 
   Поэтому гораздо проще было приручить мамонтенка, отбив его от стада, да это и намного безопаснее, чем трудоемкая и опасная охота на гигантского зверя (что, почему-то, очень любят изображать на страницах учебников).   

 
   И ведь что такое одомашненный мамонт?  
Это же и тягловая сила, и молоко (представьте, сколько у него этого жирного “сырья”; недаром “мамонт” созвучен “маме”!), шерсть да и те же бивни, наконец…  

 
   И вот, что пишут исследователи этого дела: “Это очень доброе и трудолюбивое домашнее животное. Даже маленький ребёнок мог пальчиками взять мягкий кончик его хобота и вести за собой. Дети часто играли с мамонтом, заставляя его набирать хоботом воду, а потом поливать их водой. Мамонту доставляло удовольствие смотреть, как прыгают и радостно визжат маленькие ребятишки. Огромное блаженство доставляло мамонту, когда специальным инструментом, похожим на грабли, вычёсывали его шерсть. Человек промывал её, высушивал, а потом использовал для собственных нужд, например для устройства постели. Охотиться на мамонтов у этих людей не было необходимости!”…   

 
   Вообще то было взаимовыгодное сотрудничество. Ведь для мамонтов человек служил гарантом зимнего пропитания, помощником при болезнях и ранениях, плюс дополнительная забота о детенышах, в конце концов – защита от немногих хищников (саблезубых тигров, к примеру).   

 
…А среди немногих свидетельств “мамонта одомашненного” – вот, фрагмент живописи из знаменитых Костенок многотысячелетней давности (рис. 4).  


   Углядели лестницу, приставленную к боку мамонта: это чтобы залезть, или шерстку причесать?..  
А еще мамонт годился и для боевых действий (рис. 5).  


Шутка, конечно…  

ОТ МАМОНТОВ ДО СОЦИАЛИЗМА  

 
   Вообще, если уж говорить о естественной истории Подмосковья, то ее можно представить примерно так.  
…На протяжении “допотопного периода” у нас не было каких-то грандиозных природных перестроек и катастроф: естественные механизмы обеспечивали лишь сравнительно малозначащие изменения экосистем, а то, что случалось, коренным образом вовсе не сказывалось на их видовом разнообразии.  

 
   К примеру, наличие лесной растительности на протяжении времени, называемого голоценом (последние 12-10 тыс. лет), свидетельствует об относительной “однородности” природной обстановки вплоть до современной эпохи. При этом вымирание отдельных, узко специализированных к конкретной среде обитания видов, тех же мамонтов, например, – трактуется не как проявление какого-то катаклизма, а в качестве своеобразной «дани» за поддержание стабильности растительного и животного мира в целом…  

 
   Любопытно, что в те давние времена территория нынешнего Подмосковья, как и всей Северной Евразии, вовсе не имела четко выраженного лесного пояса. Ведь средопреобразующее влияние гигантов «мамонтового комплекса», – собственно мамонта, шерстистого носорога, гигантского оленя, бизона и проч., – серьезно сказывалось на развитии древесных растений (их просто съедали животные) и создавало преимущество для «открытых» травянистых сообществ. Поэтому растительность в целом носила мозаичный характер – в виде сочетания лугово-пастбищных участков и лесных массивов «паркового» облика. А позже, вплоть до исторического времени, сохранению открытых пространств способствовало влияние уже более мелких копытных-«вегетарианцев» (олень, зубр, тур, дикая лошадь).  

 
   Окончательное же разделение лесного пояса на «зоны» происходило в основном в течение последних двух тысячелетий (практически, начиная с нашей эры). Вообще, формирование современного облика подмосковных ландшафтов – это результат сложного сочетания природных и антропогенных (!) факторов. 
Считается, что еще в раннем мезолите («среднем каменном веке», 9-8 тыс. лет назад) обезлесенные участки могли искусственно поддерживаться тогдашними охотниками-звероводами, поддерживавших кормовую базу животных с помощью палов.   

 
   С изменением характера «присваивающего» хозяйства и ростом залесенных площадей, соответственно развивается охота на лесных зверей (лось, медведь, кабан, бобр и др.). Потом люди-человеки, – наряду с сохраняющими свое значение охотой, рыболовством и собирательством, – начинают осваивать и элементы «производящего» хозяйства: лесное животноводство и земледелие. Однако воздействие на окружающую природу еще сравнительно невелико: у нас господствуют преимущественно хвойно-широколиственные леса с елью и дубом.  

 
   В таких условиях происходит так называемая «неолитическая революция» (8-6 тыс. лет назад), знаменующая переход к сельскому («производящему») хозяйству. В сферу производящего хозяйства все активнее вовлекаются лесные угодья: получают развитие «производные», вторичные экосистемы лугов и мелколиственных (береза, осина и др.) лесов. Их роль возрастает, начиная с 2,5 тыс. лет до н.э., когда природопользование вполне цивилизованного населения «эпохи бронзы» и «железного века» характеризуется развитым, – правда, экстенсивным, то есть растущим «вширь», – хозяйством аграрного типа.  

 
   В дальнейшем, начиная с первых веков н.э. и вплоть до позднего средневековья, рост населения в подмосковном регионе и интенсификация аграрного хозяйства приводят к значительному сокращению лесистости (до уровня 30% и ниже) и соответствующему увеличению площади полевых и лугово-пастбищных угодий. Но постепенно замена «подсеки» (выжигание леса под посевные площади – рис. 6) на интенсивное паровое пашенное хозяйство (примерно с конца XIV в.) приводит к некоторому лесному «оживлению», чему поспособствовала и «смута» конца XVI – начала XVII вв. 

…И вот что любопытно. По имеющимся данным, к началу XVII в. площади лесов в Московском уезде сократились примерно до 3%, Рузском – до 5%, Клинском – до 6%, Звенигородском – до 8%, Волоколамском – до 13%.   

 
   Но тут, во время «смуты», начался массовый отток населения, заброшенные поля заросли мелколесьем, и к концу века лесистость Подмосковья возросла почти до 50%.   

 
   А в начале XIX в. началась лесокультурная деятельность, посадка деревьев. Но в основном культивировались однопородные (ель, сосна) насаждения. Кстати, именно это и привело к гибели многих старовозрастных искусственных хвойников в конце прошлого – начале нынешнего века (рис. 7). 

   За годы советской индустриализации и коллективизации (конец 1920-х – 1930-е гг.) лесистость области вновь уменьшилась до 25%. Сыграли свою роль и лесозаготовки в годы Великой Отечественной войны. 
Как бы то ни было, сейчас лесистость Подмосковья составляет немногим более 40%. Но это – либо «лесокультурное» наследие, либо мелколиственные (береза, осина и т.д.) древостои на старопахотных почвах, не отличающиеся устойчивостью…  

 
* * *  

 
   И еще один аспект естественной истории нашего края.  
…Наши изначальные леса, естественно, покрывали и речные долины. Залесенные и заросшие зарослями поймы изобиловали старичными болотами, выходами грунтовых вод, всякого рода ямами. Словом, не пройти, не проехать. Но уже в незапамятные времена в природу речных долин стали вмешиваться бобры; особую роль играли их плотины (рис. 8; 9). Прокладывая каналы и сухопутные «пути-дороги», сводя деревья, эти звери изменяли характер течения рек, а это, в свою очередь, влияло и на долинный покров долин: появились приречные луга и травяные болота. Словом, бобр стал «первопроходцем и мелиоратором» нашего края, к тому же поддерживающим высокий уровень малых рек. 


…Со временем повырубили леса, сток значительно уменьшился, люди ощутили нехватку воды. Но нашли выход – стали возводить водяные мельницы! Когда у нас появились первые сооружения подобного рода, пока загадка. Во всяком случае, на Руси такие мельницы известны уже с XII в., а то и раньше. А к концу XVIII в. в Московской губернии крутились сотни и сотни водяных мельничных колес (рис. 10). 

   Мельничная плотина не только «затворяла» речной поток, но и позволяла регулировать уровень воды. Водохранилища-запруды, возникавшие при мельницах, увеличивали площадь водного зеркала и заметно влияли на режим стока малых рек, делая его, по сути, управляемым. Регулируя с помощью плотин сроки заливания и толщину слоя наилка, наши предки могли влиять и на видовой состав и качество травостоя поемных лугов. Так что все наши долинные, поемные луга – это не что иное, как итог многолетнего воздействия сенокошения и выпаса, «работавших» на фоне сознательного регулирования речных пойм. Инструментом же всего этого были плотины водяных мельниц.  

 
   Но такое хозяйство доставляло большие неприятности судоходству: плотины делали не только сложной, но и практически невозможной транспортировку судов. Потому с появлением мельниц кануло в лету древнее «малое» судоходство с его волоками, таможнями и другими «причиндалами».  

 
   А в прошлом веке малые реки вообще перестали существовать как цельный объект хозяйствования и ухода. С появлением на селе парового двигателя, а затем и электроэнергетики, отпала необходимость и в мельницах: плотины были разрушены или снесены ледоходом. Да и начатое было строительство сельских ГЭС на малых реках впоследствии было признано нерентабельным.   

 
Так были окончательно утрачены давние традиции управления стоком малых рек… 

Игорь Прокуронов, 
кандидат географических наук