«Три из пяти: «синяки-голяки»…»

   Хутор Красная поляна, недалеко от Харькова, в начале ХХ века неожиданно стал центром экспериментального искусства. Футуристы и кубисты от поэзии и живописи из Харькова, Питера и Москвы приезжали сюда с неизменным постоянством, устраивая под гостеприимной крышей дома харьковского купца Синякова настоящие культурные посиделки. И привлекали их не только хлебосольность хозяина, но и удивительная харизма пяти его дочерей. В предыдущих материалах было довольно подробно рассказано (см. статьи «“Синие оковы” Асеева со Зверевым» и «Гехт – “Грустный еврейский художественный текст”» В.П.) о двух (Оксане и Вере) из пяти сестрах Синяковых – музах поэтов великих поэтов. А как же сложилась судьба у оставшихся трех из сестёр Синаковых (Зинаиды, Надежды и Марии), неоднократно бывавших в наших краях, на дачах у Асеева и Гехта в Пушкино?

Сестры Синяковы - Мария, Оксана, Надежда, Вера (слева направо)

   В старшую из сестер — Зинаиду Михайловну Синякову-Мамонову (4.10.1886-1942) был страстно влюблен Владимир Маяковский. Зинаида училась в Харьковском музыкальном училище в классе известного пианиста А.Шульца-Эвлера, брала певческие уроки у С.Я. Лапмнского. А в 1910 году переехала в Москву, где училась в Московской консерватории и стала довольно известной оперной певицей. Она была замужем за состоятельным москвичом Мамоновым.

   А в 1912 году сестры Мария и Ксения приехали из Харькова в Москву навестить свою старшую сестру Зинаиду и случайно познакомились с Маяковским. Мария вспоминала: «Встреча с Маяковским – еще до знакомства – произошла совершенно случайно. Просто мы ходили с сестрой Зиной по бульвару и он к нам подошел, не будучи абсолютно знаком с нами. Так, что интересно? Сама фигура Маяковского, какой он тогда был. Он был весь в черном: в черном плаще, в черной шляпе, широкополой, и бросилась в глаза огромная роза, вдетая в петлицу плаща, бледно-розовая. Это 1912 год. Он был очень скромный, застенчивый и неловкий. Разговоры велись вокруг розы, в общем-то, я не помню. Мы даже не знали, кто он такой, и мы не назвали своих имен, а наоборот, скрыли. Кроме того, интересно, что он познакомился также с другой моей сестрой, но отдельно. В Петровском парке на лодке они катались. Там была Зина и Оксана. Но Зина была старше нас, а мы уже как девочки были возле Зины, и я думаю, она сыграла главную роль. Она вообще его интересовала». 

   А в «Воспоминаниях о Маяковском» Асеева читаем: Они (Ксения) с сестрой, З.М. Мамоновой, оперной певицей, ездили гулять в Петровско-Разумовское. Катались на лодке. Как-то раз их лодку обогнала другая, с двумя юношами. Стали грести наперегонки. Маяковский (как оказалось впоследствии, это был он) ни за что не хотел уступать и в конце концов обогнал их лодку, четырехвесельную, на одной паре весел. Маяковскому они приглянулись. Он хотел записать их городской адрес. Но девицы были строгие и адрес ему дали ненастоящий. Потом в Москве встретили его на улице. Он их узнал, стал пенять на обман. Тогда уже закрепилось знакомство. Он стал бывать у Мамоновой… 

   А Борис Пастернак в своей “Охранной грамоте” пишет: “Зимой на Тверском бульваре поселилась одна из сестер Синяковых – Зинаида Михайловна Синякова-Мамонова. Ее посещали. К ней заходил замечательный музыкант (я дружил с ним) И.Добровейн. У нее бывал Маяковский… Был, правда Хлебников с его тонкой надменностью… Был также Северянин, лирик, изливавшийся непосредственно строфически, как у Лермонтова, формами…” 

   Надежда Михайловна Синякова-Пичета (17.01.1889-1975) закончила Харьковское музыкальное училище по классу пианино, затем училась в Московской консерватории. В 1912 году вышла замуж за Василия Ивановича Пичету, известного историка. Была познакомлена Асеевым с Борисом Пастернаком, который стал часто бывать в московском доме Надежды Синяковой. Но аристократическая богема Синяковых очень не нравилась родителям Бориса и тревожила их. Участились ссоры из-за частых уходов их сына из дома в эту “клоаку”, как называл компанию Синяковых Леонид Осипович Пастернак. По словам Бориса Косарева Надежда была "… прозаическая. Но это не значит: простая, — ничего подобного. Она была своенравна, иногда упряма, резка в суждениях: могла сказать, прижимая руки к голове, после ухода кого-нибудь, отличавшегося глупостью и болтливостью, гостя: «Мазохизм!". Надя могла, например, расстроить какое-нибудь предприятие, сказав в последний момент: «я не пойду!» и прихлопнуть ладонью по столу. Переубедить ее было невозможно. Кстати, бывали случаи, когда всё ей были потом благодарны за это угрюмство. Внешне она была непохожа на сестер: очень смуглая (такую смуглость я потом видел в Одессе), южная, необыкновенно красиво и оригинально одевалась". 

   Муза Хлебникова — Мария Михайловна Синякова-Уречина (11.11.1890-1984). Занималась в Харьковской городской школе рисования и живописи, затем в частной студии выпускника Академии художеств Е.А. Агафонова. В 1910-1911 годах Мария Михайловна состояла в группе харьковских художников “Голубая лилия”, возникшей при студии Е.А. Агафонова. В 1910 году побывала в Германии. В 1913-1914 годах жила в Москве, училась в художественной студии Ф.И. Рерберга. В 1914 году вышла замуж за художника Арсения Моисеевича Уречина. Мария Синякова (“Мария-малярия”, как называл её Маяковский – В.П.) на склоне лет вспоминала: “Никто не учил меня рисовать. Это пришло само. Я родилась, и моя молодость прошла среди роскошной природы. Нетронутой уродливостью города. Ароматные зеленые луга, поля река в тумане, голубизна неба – вот моя школа живописи… Кто только не позировал мне! Наш дом постоянно навещали писатели и поэты. Хлебников, Пастернак, Асеев, Каменский (подробнее см. ”Маяк» №88 за 18.11.2016 – В.П.). Все они были молодые, привлекательные. Хлебников сначала противился позировать обнаженным, говорил, что он не Феб, но и он уступил. Сестры также были моими моделями. В селе прицепилась к нам прозвище «синяки-голяки». Почему? Потому что одевались коротко, иначе, чем другие. Носили всегда цветастые блузки с глубоким декольте. Летом мы загорали на солнце – такого еще не знали в глухой провинции. Хлебников ввел это прозвище в одно из своих стихотворений, но заменил на «синголы» — комментатор потом написал учено, что речь идет о неизвестном монгольском племени. Смешно. Ведь это о нас…" 

СИНГОЛЫ - картина М.Синяковой-Уречиной

   А вот её словесный портрет в последние годы жизни, оставленный польским литератором и искусствоведом Шимоном Бойко: “Лицо Марии — с правильными чертами, уже несколько заостренными, — окруженное бронзой волос, казалось мне экраном для глаз, будто покрытых слоем фосфора. Еще больше поразило меня выражение губ, на которых то появлялась, то исчезала несмелая, почти детская улыбка. Эта загадочная мимика означала, что Мария присутствовала здесь и вместе с тем, витала в мыслях где-то далеко, в стране Леты. На чердаке (в доме у Никитских ворот – В.П.) над скромным столом витал дух Красной Поляны (хутор под Харьковом – В.П.). 

Дача Синяковых в Красной Поляне

Стихи Хлебникова, которые читала сестра Вера, чередовались с воспоминаниями очевидцев, и это будило воображение. Я был втянут в игру, которая давно уже завершилась, но которую заново разыгрывали между собой три сестры. Театр жизни снова возник перед глазами наполненный страстями, где любовь, зависть, равнодушие и сентиментальность перемешивались причудливо, как крепкие напитки во время нашей беседы. Сестрам грезился родительский дом во мгле прошлых времен. Лишь Мария, с румянцем на щеках, задумчивая, с загадочной улыбкой, почти не вмешивалась в горячий разговор. И, забывая о журналистской своей задаче, подвергаясь небудничному расположению духа, я будто устремился вверх. Переполненная теплом поэзия вызвала в моей душе преклонение перед женскими чарами, никогда не затихающими, вечно животворными”. 

   Ради справедливости надо упомянуть, что в семье Синяковых были не только сестры, но и четыре брата – Федор, Владимир, Борис и Виктор. Их судьба сложилась не так ярко. Федор в 1916 годах утонул зимой в реке. Владимир пропал после революции, будучи офицером Добровольческой армии. Виктор в 1920-1930 годах служил в Васищевском сельсовете. Борис был болен каким-то нервным расстройством, работал сторожем в колхозном саду… 

Схема рода: